Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Активный, смелый, красноречивый, но также проницательный и тактичный, Абу Абдуллах знал, как приспособиться к недалеким берберам, и был готов к работе. Правда, судя по всему, он находился только на низких ступенях ордена. Даже миссионерам часто была неведома конечная цель. Абу Абдуллах начал с обучения детей кетамиан и всячески старался заручиться доверием их родителей. Когда же он почувствовал уверенность в успехе, пришло время сбросить маску. Он объявил себя предшественником Махди, обещал кетамианам все наслаждения в этом мире и в следующем, если они возьмут в руки оружие ради святого дела. Оказавшиеся под влиянием мистических рассуждений, соблазненные перспективой грабежей, кетамиане легко позволили себя убедить. Их племя в это время было наиболее многочисленным и могущественным, сохранило большую часть прежней независимости и воинственного духа, а потому успеха не пришлось ждать долго. Захватив все города, принадлежавшие принцу Аглабидов – эта династия правила более столетия, – они вынудили его бежать из своей резиденции с такой поспешностью, что ему пришлось даже бросить своих наложниц. После этого в 909 году Абу Абдуллах посадил на трон Махди. Это был Саид, высокопоставленный член секты, потомок Абдуллаха аль-Каддаха, который называл себя потомком Али и принял имя Обайдаллах (Убайдаллах). Как халиф, основатель династии Фатимидов тщательно скрывал свои истинные идеи. Возможно, он проявил бы больше откровенности, если бы сценой его триумфа стала другая страна, к примеру Персия. Но он был обязан троном полуварварской орде, ничего не знающей о философии и философских рассуждениях, а потому он был вынужден не только лицемерить сам, но и удерживать передовых членов секты от несвоевременных и слишком смелых высказываний. Истинный характер секты не стал очевиден до начала XI века, когда власть Фатимидов была установлена прочно и им нечего стало опасаться. Тогда же, благодаря их сильным армиям и огромным богатствам, они стали придавать мало значения своим предполагаемым наследственным правам. Говорят, халиф Муизз, когда его попросили доказать свое происхождение от зятя пророка, наполовину достал меч из ножен и сказал: «Вот моя генеалогия». После этого он бросил несколько горстей монет прохожим и добавил: «А вот и доказательства». Но сначала исмаилиты напоминали некоторые другие мусульманские секты своей нетерпимостью и жестокостью. Набожные и ученые факихи подвергались наказаниям и истязаниям за то, что уважительно отзывались о первых трех халифах, или забыли шиитскую формулу, или выносили фетву согласно кодексу Малика. Обайдаллах даже приказал проклинать всех сподвижников Мухаммеда, за исключением Али, в публичных молитвах. От обращенных требовалась безусловная и абсолютная покорность. Чтобы ему не перерезали горло, как неверному, муж должен был наблюдать, как насилуют его жену, после чего его избивали и плевали на него. Обайдаллах, следует отдать ему должное, пытался ограничить жестокость своих солдат, но успеха не добился. Его подданные, объявившие, что не испытывают нужды в невидимом Боге, с готовностью обожествляли халифа – сообразно с идеями персов, учивших, что божество воплощается в личности монарха, – но только при условии, если он позволит им делать все, что они пожелают. Со зверствами, творимыми этими варварами в городах, мало что может сравниться. В Барке их военачальник приказал разрубить нескольких горожан на куски и поджарить, потом заставил остальных отведать жареного мяса, после чего всех бросил в огонь. Лишившиеся надежд в этом мире, несчастные африканцы могли надеяться на что-то хорошее только в следующем. «Если Бог позволяет такие деяния, – писал современник, – ясно, что этот мир его не интересует. Но Судный день настанет, и Он будет судить».

Претензии на вселенскую монархию делали Фатимидов опасными для всех мусульманских государств, но особенно для Испании. Они рано возжелали эту богатую и красивую страну. Не успел Обайдаллах овладеть всей территорией Аглабитов, как уже вступил в переговоры с Ибн-Хафсуном, и тот признал его сувереном. Этот единичный союз не принес результатов. Но Фатимиды вовсе не были обескуражены. Их лазутчики путешествовали по всему полуострову в обличье купцов. Какие донесения они присылали своим хозяевам, можно понять по рассказу Ибн-Хаукаля. В самом начале своего описания Испании он пишет: «Чужеземцев, впервые ступивших на полуостров, больше всего поражает тот факт, что он все еще принадлежит суверену, правящему там. Обитатели полуострова робкие и покорные. Они трусы. Они ужасные наездники и совершенно не в силах защищаться против дисциплинированных войск. И все же наши хозяева – да благословит их Всевышний – знают истинную цену этой земли, какие большие доходы она может дать, как велики ее красоты и чудеса».