Преемники Альфонсо продолжили работу, которую он не смог завершить. Ведя почти непрерывную войну с арабами, они сделали Леон своей столицей и постепенно восстановили важные города и крепости. Во второй половине IX века, когда почти весь юг был охвачен восстанием против султана, христиане продвинули свою границу до Дуэро, где построили четыре крепости – Самора, Симанкас, Сан-Эстебан-де-Гормас и Осма, которые стали почти непреодолимой преградой для мусульман. А обширный, но унылый и пустынный участок между Дуэро и Гвадианой не был занят ни леонцами, ни арабами. Это была спорная территория. На западе леонцы находились в довольно близком контакте со своими естественными врагами, поскольку граница продвинулась за Мондего. Но эти границы часто пересекали. Пользуясь слабостью султана, леонцы совершали набеги до Тахо и Гвадианы, и жившие там племена – по большей части берберы – не могли им противостоять, потому что вели постоянные войны между собой. И они были вынуждены откупаться от христиан.
Наконец для мусульман настал час отмщения. В 901 году принц Ахмад ибн Муавия, из Омейядов, адепт оккультных наук, грезивший о троне, объявил себя Махди и призвал берберов под свои знамена, чтобы идти на Самору. Этот город был восстановлен в 893 году при Альфонсо III его союзниками, христианами Толедо, и с тех пор стал постоянным кошмаром берберов, поскольку леонцы сделали его базой, откуда совершали набеги и куда привозили добычу, которая была в безопасности за высокими прочными стенами и глубокими рвами. На призыв к оружию берберы откликнулись с большим энтузиазмом. Невежественные, легковерные и мстительные, они толпами шли к принцу, который демонстрировал им хитроумные чудеса и заверял, что при их приближении городские стены падут. За несколько месяцев самозванцу удалось собрать армию численностью шестьдесят тысяч человек. Он повел ее к Дуэро и, добравшись до Саморы, послал королю Альфонсо, который в это время был в городе, вызывающее письмо. Он пригрозил разрушить город, если сам Альфонсо и его подданные не примут ислам, желательно немедленно. Прочитав это письмо, Альфонсо и его приближенные вознегодовали и, желая покарать автора, выехали из города и бросились в атаку. Кавалерия берберов встретила их. Поскольку был месяц июнь и уровень воды в Дуэро был очень низок, сражение происходило в русле реки. Удача не сопутствовала леонцам. Берберы разбили их, помешали вернуться в город и оттеснили вглубь страны.
Но первое сражение не стало предвестником удачи всей экспедиции. Самозванец Махди приобрел очень большое влияние на солдат. Считая ниже своего достоинства отдавать приказы словами, он отдавал их жестами, и берберы повиновались любому его знаку. Но чем большим уважением он пользовался у рядовых солдат, тем больше зависти испытывали лидеры, понимавшие, что если экспедиция будет успешной, они будут вытеснены «пророком», в миссию которого не верили. Они уже пытались, хотя и безуспешно, убить его, и, преследуя противника, один из самых авторитетных вождей, Салал ибн Яиш из племени нефса, объявил своим друзьям, что, разгромив леонцев, они совершили ошибку, которую следует исправить как можно скорее. Он без труда убедил их, и было решено расстроить планы Махди. Был отдан приказ отступать, и, добравшись до аванпостов на правом берегу Дуэро, они объявили, что разбиты и враг преследует их по пятам. Вождям поверили, тем более что с ними была только часть войск. Остальные солдаты или не выполнили приказ, или не слышали его. Берберов охватила паника. Ища спасения в бегстве, солдаты бросились к Дуэро. Гарнизон Саморы, заметив это, совершил вылазку и убил многих беглецов. Тем не менее леонцев продолжали сдерживать главные силы мусульманской армии, которая находилась на левом берегу. Хотя она была не в состоянии сделать победу решающей, ни в тот день, ни в последующие. Леонцам помогло дезертирство, очень скоро ставшее в армии Махди всеобщим. И тщетно Махди вещал, что Бог обещал им победу. Ему никто не верил. На третий день он обнаружил, что его все покинули, и отказался от всех надежд. Решив, что он не должен пережить такой позор, он пришпорил коня, поскакал к противнику и встретил смерть, которой желал. Его голову впоследствии прибили к одним из ворот Саморы.