Меч и ятаган

– С удовольствием, но тебе следует быть осторожнее с холодным оружием, – мягко улыбнувшись, ответил Кристиан. – Сокол должен куда-то приземляться.

Бартоломью смущенно улыбнулся в ответ, его лоб был покрыт испариной.

– Клинок предназначался для моей шеи, сир, – весело сообщил он. – А в результате воткнулся в его шею. Неплохо получилось.

Следующей ночью Бартоломью снова принесли в лазарет с вырванным куском бедренной мышцы. В него попала шальная шрапнель, выпущенная со своей же стороны. Кристиан отрезал кусок штанины и прощупал рану, не осталось ли в ней дроби. Обработав рану, он зашил ее. На этот раз Бартоломью не шутил. Его лицо было белым от боли, он с трудом подавлял стон. В здоровой руке он держал четки, тихо бормоча молитвы.

Ранение оказалось достаточно серьезным, и Кристиан распорядился отправить Бартоломью в палату. Он знал, что, если рана не загноится и не убьет парня, тот все равно останется хромым. Но Бартоломью суждено было третье. Он видел, как другие солдаты возвращаются на пост даже с более тяжелыми ранениями. И он тоже решил вернуться.

– Мне еще турок убивать, сир, – сказал он с леденящей душу радостью. – Пока я еще могу держать в руке меч.

Кристиан раздобыл ему деревяшку в качестве костыля, и Бартоломью поковылял обратно на свой пост у французской куртины, с абсолютно бесполезной левой рукой и правой ногой.

Трое суток спустя его опять принесли к Кристиану на узкой доске. На этот раз с ранением в грудь, с которым Кристиан ничего не мог сделать. Бартоломью умер на операционном столе, крепко сжимая в руке четки.

Помощники Кристиана вынесли его в коридор и положили сверху на остальные тела.

3 августа

Мустафа начал испытывать глубокое недовольство человека, чьи цели, несмотря на все старания, ускользают от него. Он приказал усилить обстрел, велев стрелкам снизить время охлаждения орудий между выстрелами. Никто из защитников Биргу и Сенглеа и представить себе не мог, что огонь усилится, но это произошло. Пять дней подряд пушки изрыгали огонь и дым сутки напролет без передышки.

На третий день, ближе к полуночи, пушки смолкли. Вытянувшись на полу по обе стороны от Моисея, Мария с Еленой напряглись, понимая, что эта внезапная тишина может означать скорое начало атаки. Проснулся Моисей:

– Мама? Что такое?

Елена велела ему спать дальше. Из траншей за городскими стенами послышался голос, взывающий к женщинам и мужчинам, притаившимся среди руин:

– Гоните своих господ! Рыцари ордена Святого Иоанна вас угнетают. Не рыцари, а арабы – ваши братья. Присоединяйтесь к нам!

– Лучше мы будем рабами ордена, нежели товарищами туркам! – крикнул в ответ кто-то из мальтийцев, а затем выстрелил из аркебузы.

И снова начался обстрел.

На рассвете Фенсу разбудил звон колоколов, смешанный с ревом турецких пушек. В это же время проснулась и Мария. Она направилась к дальней стене кухни, осторожно перешагивая через спящих. Сейчас в доме жило человек двадцать, а еще несколько недель назад жильцов было сорок. Пушки сделали свое черное дело. Мария вынула луковицу из мешка, висевшего над комодом, и протянула ее Фенсу. Тот поблагодарил, попрощался и вышел. Из запасов осталось всего две луковицы, полбуханки хлеба и десяток сухарей. Мария решила сходить к одному из складов у площади, где выдавали дневные пайки продуктов. Если она поторопится, очереди еще не будет. А после можно уже отправляться на защиту стен.

Под кухонным столом, где обычно спала овца, Моисей уставился сонными глазками на Елену.

– Мне надо пописать, мама, – пробормотал он.

– Хорошо.

Елена убрала руку, и Моисей выскользнул из-под стола. Повернувшись на другой бок, Елена попыталась снова уснуть.

Мария улыбнулась Моисею и потрепала его по голове, когда он проходил мимо нее к нужнику, расположенному в глубине дома. Он даже не заметил ее прикосновения, – так ему хотелось спать. Мария подхватила кувшин для воды и вышла на улицу.

В это самое мгновение выпущенное из кулеврины ядро попало в дом Луки Борга. Пробив крышу, оно врезалось в заднюю стену, высеченную из камня. При этом ядро разбилось, и осколки разлетелись по всему зданию. Один из них отскочил от каменного пола и пробил под углом переднюю стену, оторвав бóльшую ее часть. Другой снес боковую стену, после чего рухнула и передняя стена. Лишившись опоры в виде первого этажа, со второго этажа вниз упали тонны камня. С чердака и крыши посыпались тяжелые балки, а вслед за ними и каменная кладка.

Марию сбило с ног. Вскочив, она побежала обратно к дому. Когда упало ядро, она слышала крики изнутри, но теперь все голоса стихли. Из-за плотной пыльной пелены Мария почти ничего не видела. Позади нее падали новые снаряды, разрушая соседние дома. Стоял оглушительный грохот. Весь мир рассыпался у нее на глазах.

Перебравшись через балку, Мария начала расчищать себе путь, отодвигая камни. Она пробиралась вперед под одной из балок, там, где осталось хоть немного свободного места. Проход сзади был полностью заблокирован.

– Елена! Моисей!