Меч и ятаган

Кристиан бился врукопашную, защищая форт Сант-Мишель. Он стоял в кругу других рыцарей. Вдоль всей стены взрывались снаряды с греческим огнем. Ревели трубы, звенели мечи. Он дрался по инерции, исступленно, обливаясь потом под броней, дрался еще долго после того мгновения, когда, как он думал, они прекратят сражаться, не в состоянии больше поднять мечи. Рядом с ним и позади него падали люди. Бой продвигался то вперед, то назад, как морской прибой. Шумный всплеск сменялся затуханием, менял направление и снова возвращался. Кристиан видел перед собой лишь ограниченный фрагмент действительности, но похоже было, что для рыцарей дела идут плохо вдоль всей стены. Свирепость столкнулась с неукротимостью, люди гибли десятками, потом сотнями, но воины никак не заканчивались.

Мы терпим поражение, подумал он.

Одна, в полном исступлении, не обращая внимания на битву, Мария продолжала копать, пробираясь к тому месту, где в последний раз видела Моисея. Обрушившаяся стена образовала целую груду обломков. Марии пришлось переносить их на улицу, чтобы расчистить место для дальнейшего продвижения. Она сама не знала, как ей удалось поднять некоторые крупные камни, совершенно неподъемные для нее в обычной жизни. Сейчас ей нечем было их разломать, и она вытаскивала их целиком, падая, рыдая, ругаясь и молясь.

Был уже почти полдень, когда она впервые услышала его крик. Прошел еще час, прежде чем ей удалось добраться до бывшего нужника. Отодвинув последний крупный камень, она заглянула в маленькое отверстие.

Во время взрыва Моисей упал вместе с посыпавшимися осколками в выгребную яму. Это его и спасло. Теперь Мария легла на живот и вытащила его из ямы. Маленькое тело Моисея содрогалось от рыданий, он тут же вцепился в нее. Словно оцепенев, Мария сидела с ним на руинах, покачивая его на руках. Слезы Моисея смешивались с ее. Через некоторое время она аккуратно отодвинула мальчика от себя и осмотрела, не ранен ли он. Ничего серьезного, просто царапины и ссадины. Мария отнесла Моисея к глиняной бочке недалеко от площади и дала ему напиться. Он отчаянно ловил ртом воду, обливая подбородок и грудь. Мария попыталась отмыть мальчика, все время шепча ему утешительные слова. Он спросил о матери, и Мария не придумала ничего иного, как сказать, что его мама ушла. Зачесав ему волосы назад, Мария поцеловала Моисея в лоб, обливая его щеки слезами.

Издалека казалось, что весь мир кончается. Сам же Мустафа-паша находился в центре событий, снова вдыхая запах победы и триумфа. Он выкрикивал приказы и подбадривал солдат, которые продирались сквозь ряды защитников. Сенглеа был уже у него в руках. Из дыма и творящегося вокруг безумия появился гонец на коне.

– Господин! Наш главный лагерь в Марсе! Его атакуют многочисленные христиане! Должно быть, они получили подкрепление с Сицилии!

Мустафа увидел, как над их лагерем поднимается дым.

– Черт побери этот никчемный флот Пияле! Наверное, они прорвались через патрули. – Повернувшись к сигнальщику, Мустафа приказал: – Труби отступление!

– Господин? – Сигнальщик был явно в замешательстве. Он тоже уже успел почувствовать вкус победы.

– Немедленно! – рявкнул Мустафа. – Нас окружат сзади! Вся армия погибнет!

Над полем боя раздался пронзительный клич трубы, изумивший янычар, которые наконец прорвали защиту немалой ценой. Другие трубачи подхватили сигнал и несколько раз повторили его. Сомнений не осталось – это был приказ о всеобщем отступлении.

Рыцари и их солдаты не могли поверить своим глазам. Турецкие воины отступали, перелезая обратно через стены. Все турецкие подразделения бросились на холмы Коррадино, в сторону Марсы.

В Марсе дымились остатки палаток; ни одного человека не осталось в живых. Никаких сил поддержки христиан там не было. Всадники дона Мескиты из Мдины пронеслись по лагерю смертоносным ураганом. Лагерь в основном представлял собой госпиталь и, как рыцарь правильно догадался, практически не охранялся. Почти все были слишком больны или серьезно ранены, чтобы сражаться.

Среди них был и Шабух. Измученный жаром и дизентерией, он умер прямо на больничной койке, не в силах поднять оружие. Та же судьба постигла сотни других воинов. Все склады подожгли, животных искалечили или поубивали. Палатки были раскурочены и объяты пламенем. Не выжил никто. Но еще хуже для Мустафы было то, что ложная тревога стоила ему битвы. Оценив масштаб произошедшего, Мустафа поклялся оставить в живых лишь одного человека на Мальте – великого магистра Жана де ла Валетта. Его закуют в цепи и доставят в Стамбул, где суд над ним будет вершить сам султан.

На крепостных валах Биргу и Сенглеа люди обнимались и поздравляли друг друга. Разумеется, это было чудо, Божий приговор туркам. На улицах воцарилась необычная тишина. Стрелки не ожидали такого быстрого окончания битвы и не подготовили пушки к новой пальбе.