В три часа пополудни, 16 июля 1054 года, в присутствии всего константинопольского духовенства, собравшегося для причастия, Гумберт и его помощники, в парадном облачении, вошли в собор Святой Софии. Они широкими шагами приблизились к алтарю, и положили на него папскую буллу, об отлучении от церкви всех тех, кто не поддерживает папу Римского и не согласен с обрядами и обычаями Римской церкви. Уходя, они остановились только для того, чтобы демонстративно отряхнуть ноги на пороге Святой Софии.
18 июля они покинули Константинополь, а возбуждённая толпа на улицах города, всё никак не могла угомониться. Её успокоило только известие об аресте членов семьи катапана Аргира, находившихся в Константинополе (Аргир был избран козлом отпущения и обвинён в том, что именно он стоял, и подталкивал божественного императора и благочестивого патриарха, к союзу с этими варварами-латинянами) и то, что 20 июля, патриарх Константинопольский Михаил Керуларий, предал анафеме Гумберта и его помощников.
Так, из-за личных амбиций нескольких властных человек, произошёл, намечавшийся уже давно, окончательный раскол Восточной (православной) и Западной (католической) церквей христианского мира.
Глава шестнадцатая
При Чивитате нормандцы одержали очередную победу на этих землях. Может, самую внушительную и значительную, за все годы их пребывания здесь. Теперь уже, никто не мог оспаривать их права на владения этими землями. Слава и авторитет их, как о сильнейших и непобедимых воинах, возросли необычайно. Отныне, никто не смел бросать им вызов.
А Роберта бесила нерешительность Хэмфри, который вместо того, чтобы кинуть все силы против византийцев, и расширять свои владения, занялся перераспределением уже захваченных земель среди нормандских баронов, увлёкся строительством замков, церквей и монастырей, захотел привести в порядок дороги графства. Тут ещё некий нормандец Пётр, быстрым и дерзким набегом, захватил у византийцев город и замок Трани, объявил себя владетелем этих земель и независимым графом. И Хэмфри раздумывал, долго и медленно, как бы подчинить себе этого самого Петра.
В 1054 году, в замке Святого Марка, или как теперь его стали называть на итальянский манер – Сан-Марко-Арджентано, у Роберта родился сын. При крещении, желая, чтобы ему всю жизнь покровительствовал святой, счастливые родители нарекли ребёнка Марком, но Роберт, видя этого весьма крупного и здорового розовощёкого малыша, называл его Боэмундом, по имени легендарного великана из древних сказаний.
Надо было позаботиться о землях и владениях для Боэмунда и детей, которые последуют в дальнейшем, и Роберт помчался к Хэмфри. И между братьями состоялся трудный и громкий разговор.
– Мы многих потеряли при Чивитате! Где мы возьмём людей, для завоевания новых земель, а особенно для того, чтобы удержать их? У нас их, просто не хватит!
– Один нормандец, стоит десятка этих изнеженных греков! С сотней, мы одолеем тысячу! Ни греки, ни лангобарды, не смогут противостоять нам! Мы покорим и завоюем эти земли!
И ему удалось подвигнуть Хэмфри на решительные действия. В 1055 году, нормандские войска двинулись на юг, на так называемый итальянский каблук, как его назовут в дальнейшем.
В течение этого года, им покорились или были взяты штурмом – Минервино, Отранто, Галлиполи, Ория, Нардо, Лече. Расширив свои владения, нормандцы вышли на побережье Адриатического моря. А в 1056 году, Роберт, захватил у слабого князя Салерно Гизульфа, город Козенцу.
Граф Аверсы Ричард Дренго, не отставал от нормандцев из Апулии, тоже постепенно увеличивая свои владения за счёт слабых соседей – князей Салерно и Капуи.
В Козенце к Роберту пришёл человек, некогда бывший советником у Пандульфа Капуанского.
– А-а-а, Имоген, – узнал Роберт вошедшего. – С чем, пожаловал?
– Пришёл, чтобы служить тебе.
– Мне? Зачем?
– Я знаю большинство языков, на которых говорят люди. И здесь, в Италии, и далеко за её пределами. Умею читать и писать на этих языках. Сведущ в политике и дипломатии. Могу предположить, о чём думает, или что замышляет, тот или иной правитель. В нужный момент, могу помочь и поддержать советом.
– Не больно-то, твои советы, помогли Пандульфу. А твои советы мне, едва не стоили тебе жизни. Не знаю, какому богу ты поклоняешься, но благодари его, что двери оказались хлипкими.
– Не будем вспоминать старое, Роберт. Что было, то прошло. А мои советы Пандульфу… Всему виной его смерть. Если бы не она, беспощадная, то, о-о-о, можешь поверить мне Роберт, мы бы придушили Гвемара Салернского, и прости мою откровенность, вышвырнули бы вас с этих земель. Пандульф мечтал о владычестве над всей Италией.
– Владычество, над всей Италией, – Роберт задумался, погрузившись в приятные грёзы. Некоторое время спустя, он стряхнул сладкое наваждение и спросил Имогена:
– И что ты сейчас посоветуешь мне?
Имоген немного подумал, пожевал губами и положил руки на свой отвисший живот.
– Я слышал, что сейчас, в герцогстве Нормандском, новый мятеж против герцога Вильгельма.
– Я тоже об этом слышал.