– Ну и ладно. Забудем о вражде. Сегодня, все здесь – мои гости. Прошу вас всех, мои дорогие братья и родственники, к столу! Отведать пищи, что Бог послал. Хоть священники и запрещают нам, добрым христиан, есть мясо по пятницам, – Роберт, с лукавством, посмотрел на Маркуса Бриана, – но для путников, преодолевших столь дальнюю и трудную дорогу, нет ничего лучше, чем насладиться куском хорошо прожаренного, сочащегося жиром мяса! И выпить, пива! Тёмного и густого пива, которое у меня, смею вас заверить, лучшее в округе!
Глубокой ночью, после долгого и шумного пира, Отвили собрались на семейный совет. Первым, как старший в семье, несмотря на графский титул младшего брата, держал слово Готфрид.
– Роберт, я не претендую на корону графа Апулии. Она слишком тяжела и не удобна для меня. Я всегда, завидовал силе Вильгельма, проницательности Дрого, хитрости Хэмфри, и ставя себя на их место, понимал, что это всё не для меня. Да и это увечье… Разве такой граф, нужен нашим диким нормандцам? Титул графа Апулии, твой по праву Роберт. А мне бы, найти какое-нибудь тёплое местечко, где я бы, окружённый покоем и женщинами, спокойно доживал свои дни.
– Я дам тебе в лен Лорителло.
Город Лорителло и его окрестности, ранее принадлежал Хэмфри, и теперь, являлся наследственным владением его старшего сына Абеляра, и потому, Готфрид спросил:
– А как же Абеляр?
Роберт пренебрежительно отмахнулся.
– Он сейчас слишком мал, чтобы протестовать, а когда подрастёт, мы подыщем ему новые владения.
Все присутствующие, приняли это решение графа Апулии.
– Да, должен сказать, что стараниями Серло, и благодаря щедрым дарам, которые я привёз отсюда, мы помирили нашу семью с родом Жируа. Наш Рожер помолвлен с Юдит д'Эвре (Юдит д'Эвре, родилась в 1050 году. Была единственной дочерью Вильгельма д'Эвре и его жены, Хависы де Жируа), девчёнке только семь лет, но главное – мир, – сказал Готфрид.
Все Отвили, подивились этой проницательной предпреимчивости Серло, избавившей их семью от застарелой вражды с родом Жируа. А Рожер, на эти слова старшего брата, под насмешливо-испытующими взорами осталных членов семьи, страшно покраснел.
Роберт, спрятав улыбку в бороде, продолжил:
– Тебе, Вильгельм, следует пощипать владения слабого князя Салерно, и попытать удачи там. Я помогу тебе в этом. К тому же, Ричард из Аверсы, хочет заполучить Капую, а там распахнуть рот и на Салерно. Мы должны опередить его в этом!
– Ты хочешь воевать с нашими братьями из Аверсы? – тихо и осторожно спросил Готфрид.
– Нет! Фрезенда, вот ключ к владениям семейства Дренго! Мы женим графа Аверсы Ричарда на Фрезенде, и в последующем, их наследники, такие же Отвили как и мы, подарят нам все владения семьи Дренго.
Все, молчали, поражённые умом и далеко идущими планами Роберта. Только одна Фрезенда, зарделась, пытаясь представить себе своего будущего мужа, которого она ещё и в глаза не видела.
– Рожер, Серло, и вы, Роберт, Рауль и Вильгельм, для вас, открываются возможности, завоевать владения во всё ещё непокорной византийской Калабрии. Рожер, Серло, я дам вам по шесть десятков рыцарей, дам золото, для найма новых воинов, а там… Там всё зависит от вас!
Глава вторая
Имоген, крайне довольный собой, удовлетворённо потирал руки.
В 1058 году, в результате не урожая, в Южной Италии начался голод. Положение усугубляли эпидемии различных болезней, косившие всех без разбора. Вот как писал об этих событиях современник: «Даже те, у кого были деньги, обнаруживали, что покупать нечего и вынуждены были отдавать в рабство своих детей в обмен на еду. Те, у кого не было вина, пили воду, что приводило к распространению дизентерии и плохо влияло на селезёнку. Сервы пекли хлеб с речными водорослями, с древесной корой, с каштанами или желудями, которые до этого ели только свиньи. Некоторые жевали сырые корни». А тут ещё, началось восстание лангобардов против нормандских завоевателей.
Аргир, сын Мелуса, катапан Южной Италии, все эти годы, по мере сил отбивался от наседавших норманнов, и успешно оборонялся от нападок из Константинополя. Но в прошлом году, он неожиданно покинул свою столицу Бари, и скрылся в неизвестном направлении, оставив византийцев в Южной Италии на произвол судьбы. Это было большим ударом для Имогена, поддерживающего с Аргиром тесные связи. Но тут пришли верные вести из Константинополя, о том, что новый император Исаак Комнин, собирает армию, чтобы вышвырнуть из Италии этих северных варваров.
С утроенной энергией и силой, Имоген начал трудиться, раздувая пламя восстания лангобардов, сея смуту среди нормандских баронов, недовольных политикой Роберта Гвискара. Большой удачей он считал то, что его агентам, удалось путём поджога, уничтожить большие запасы зерна в Мельфи. Теперь голод, свирепствующий среди крестьян и малоимущих горожан, начал, своей костлявой рукой, всё сильнее сжимать за горло и нормандцев.