Меч и Крест

Помогал Роберту в роздаче подарков, Джефрой Сфондрати, который загодя составил на пергаменте списки особо отличившихся воинов, и приготовил дары. Каждому по заслугам.

Неожиданно для всех, этот, до этого скромный купчик, быстро пошёл в гору при герцоге, отодвинув в тень Имогена. К крайнему неудовольствию и злобе последнего. Джефрой Сфондрати, как только Роберт вернулся в Мессину, тут же предоставил ему список количества жителей города, рассказал, какими податями и налогами их можно обложить, назвал довольно приличную сумму, которую еврейская община, будет выплачивать за свою безопасность. Поведал, какие поля, сады, земли, есть в округе города, толково объяснил, сколько и куда можно поселить севров, какие доходы они будут приносить, и скольких воинов и горожан они прокормят. Наладив связи с купцами Италии, в будущем, он обещал Роберту, корабли купцов с товарами и из дальних земель – Прованса, Лангедока, Барселоны, и понизив голос, сказал, что через свои связи, он договорился с византийскими и арабскими купцами, которые тайно, контрабандой, будут доставлять в Мессину, всё, чем богаты их земли – шелка, ковры, прекрасных коней из Кападокии, превосходное оружие из Дамаска, пряности из Аравии и Египта, рабов, и многое, многое другое.

Раззинув рот, слушал Роберт, красочно описываемые купцом картины, то, как он заверял, что вскоре, Мессина, лежащая на пересечении торговых путей Востока и Запада, станет ещё более богатой. То, как в её гавани, будут толпиться корабли со всего Средиземного моря, а на рынке, не протолкнёшься от караванов приезжих купцов.

Не забыл упомянуть Сфондрати, и о таможенных пошлинах и сборах, которые будет оседать в казне герцога, сказочно обогащая его.

И теперь, на пиру, закончив с роздачей подарков, Джефрой Сфондрати восседал на почётном месте, по левую руку от Роберта, за столом избранных, куда допускались только Отвили, и их наиболее верные и преданные сторонники.

Глава одиннадцатая

На третий день пира, Роберт, по древнему обычаю предков, взяв в руки меч и насыпав немного муки и соли на его кончик, поднёс сыну, и тот, на руках у матери, губами и язычком коснулся его.

Тут же, молодой виночерпий из лангобардов Арнульф, под шумные, одобряющие, восхваляющие крики пирующих, понёс герцогу большую заздравную чашу, доверху наполненную дорогим кипрским вином.

Пресытившийся Грум, лежал у ног Тибо, уже не обращая внимания на объедки и кости, валяющиеся под столом. Но неожиданно он, когда Арнульф протянул чашу Роберту, огромной чёрной тенью метнулся через весь зал, и свалив Арнульфа на пол застланный тростником, положил свои мощные лапы ему на грудь, злобно зарычал, оскалив морду.

– Что за чёрт!

Воины, сидевшие рядом с Робертом, повскакивали с мест, обнажили мечи, и сгрудились вокруг него, с подозрением озираясь.

– Откуда взялось это чудовище?!

Шум и веселье постепенно стихло, когда даже до самых пьяных и буйных голов дошло, что произошло. Воины вскакивали со своих мест, тянули головы, подходили ближе, вынудив Отвилей теснее сплотиться вокруг Роберта и ощетиниться оружием.

Расталкивая толпу, вперёд протиснулся Одо Бриан.

– Ваша милость, это собака моего слуги Тибо. Не знаю, что на неё нашло, и чего она кинулась.

– Взбесилась?

– Убить бешеного пса!

– Убить!

Призыв к убийству был знаком и понятен, тут же он был подхвачен большинством находящихся в зале, и толпа, ещё более придвинулась.

Ансальдо ди Патти, осторожно ступая, с опаской поглядывая на оскаленного и ворчащего Грума, приблизился, опустил пальцы в винную лужу, понюхал их, лизнул, и изрёк:

– Судя по всему, вино отравлено, ваша милость герцог.

Напирание толпы сразу остановилось, и гомон утих. У всех, на языках и в головах, вертелся один вопрос: «Кто это сделал?».

Роберт покрутил головой, словно свободный воротник расшитой золотыми нитями рубахи стал его душить, скрипнул зубами и крепко сжал кулаки. Он вспомнил штурм Реджо, лучников, и огромную чёрную собаку, спасшую его там, и теперь снова, здесь в Мессине, сохранившую ему жизнь.

«Кто осмелился? Кто хочет убить меня?!» – он искал, и не находил ответа, настороженно оглядывая всех присутствующих. Под этим грозным взглядом, толпа подалась назад, опустив глаза и головы, словно чувствуя за собой вину.

– Уберите собаку! – крикнул Роберт. – Серло, ди Патти, этого гадёныша, – он кивнул на всё ещё лежащего Арнульфа, – в темницу. Допросите его. Я хочу знать, кто хочет меня убить.

Тибо оттащил упирающегося и ворчащего Грума, а Серло Отвиль, подойдя, легко поднял Арнульфа, хорошенько тряхнул его, и дав затрещину, повёл к выходу из зала.

– Я щедро награжу тебя Одо Бриан. Тебя, и твоего слугу.

– Мы ничего не сделали, ваша милость. Спасение вашей жизни, циликом заслуга Грума.

Роберт посмотрел на болшого чёрного пса, теперь спокойно лежавшего у ног Тибо, кивнул головой, взял на руки сына, и прикрывая собой Сишельгаиту, несшую двухлетнюю Матильду, пошёл в свои покои.