Меч вакеро

—  Боцман! — закричал Андрей, и звук собственного голоса болезненно запульсировал в барабанных перепонках.

—  Звали, вашескобродь?! — Кучменев вынырнул из-за грота и подбежал рысцой, пораженный бледностью капитана.

—  Юнгу ко мне в каюту! Срочно!

—  Слушаюсь!

И тотчас, выпучив глаза, раздул колючие щеки и яростно свистнул в дудку.

До слуха уходящего капитана донеслась трескучая команда, летевшая из луженой глотки.

* * *

Следуя по трюмному проходу, Андрей подивился тишине и странному отсутствию людей. Он дважды задержал шаг, прислушиваясь к скрипам, и даже обернулся, точно за спиной кто-то мерил его след. В проходе было сумеречно, но в покачивающемся свете фонарей капитан видел знакомые очертания предметов. Просмоленные половицы пискляво заныли под каблуками, когда Преображенский, подойдя к двери своей каюты, полез в карман за ключом. Он привычно на ощупь нашел скважину, и только здесь сообразил, отчего по коже у него вдруг зазмеились мурашки — дверь была отперта, и свет, исходивший явно от запаленной свечи, тончайшими нитями сочился сквозь щели.

Андрей вынул пистолет, осторожно, как на току, взвел курок и потянул ручку. Дверь отворилась на несколько дюймов. Ствол пистолета обшарил пространство.

Ящики стола были выдвинуты: на полу валялось лоскутье деловых бумаг, разлохмаченный судовой журнал вперемешку с бельем и посудой. Преображенский почувствовал, как застучало сердце.

На ковре лежали с распоротыми голенищами его сапоги. Постель была опрокинута, перина и подушка резаны ножом, под ногами бесшумно взрывался снежными облаками и плавно оседал гусиный пух.

«Господи, убереги пакет!»

Андрей бросился к шкапу: его тусклые граненые стекла были на удивление целы. Судорожно левой рукой он отыскал ключик, тыкнулся им в латунный замок и дважды повернул… Шкатулка оказалась на месте. Бросая косые взгляды на дверь, капитан спрятал румянцевский пакет на груди, как тогда послание Осоргина, переданное умирающим казаком. Поставив шкатулку на место и заперев шкап, он сделал шаг к середине ковра, пристально осматривая следы погрома.

Всё выдавало признаки недавнего присутствия человека, которого, по всему, вот-вот спугнули. Прихватив со стола горевшую в шандале свечу, офицер оглядел входную дверь. Дюжая и крепкая, она оказалась сломанной; дерево расщепилось вокруг замков.

Он дотронулся пальцами до колючего щепья, кое топорщилось, будто щетина вепря. «Святый Боже… силища-то какая…» — услыхал Андрей собственный голос, который показался ему пустым, ровно глаголил он со дна колодца. Успокаивая себя тем, что свершивший это далее корабля не канет, капитан продолжил осмотр.

Все чувства были напряжены и скручены в нерасцепный узел. Душа не выдерживала, ощущая постоянство чего-то, что прежде уже приходилось ощущать: и на Змеином Гнезде, и у себя в доме, и в корчме… Он чуял присутствие этого «нечто» в разбросанных письмах, в опрокинутых стульях, в разбитом зеркале, пыльные осколки которого хрустели под каблуком… Это было Зло, но теперь оно дышало ему в лицо так вязко, как никогда ранее.

Сердце сжалось, когда, обернувшись, Преображенский вдруг заметил изуродованный портрет отца Черкасова. Тяжелый интрепель87 кроил лоб драгунского майора, вырубая правую бровь вместе с глазом.

В это время петли заскрипели за спиной, и дверь с глухим стуком захлопнулась. «Что за дьявол?!» — он обернулся и застыл, обостренно вслушиваясь. Ему показалось, как из трюмного прохода донеслось затихающее буханье тяжелых шагов.

—  Стой! — заорал Андрей и, подскочив к двери, что было мочи поддал ее ногой. Та отлетела, шибанув ручкой по ясеневой переборке. Гул прокатился по всему проходу, вспугнув притихших у плинтуса двух жирных крыс. Преображенский был потрясен, но ему вдруг захотелось истерично расхохотаться. «Опять почудилось? Опять!» Он глянул на свое отражение в зубастый оскал зеркала, чудом удержавшийся в раме. Сквозь паутину трещин на него смотрело бледное незнакомое лицо. Он крикнул Палыча — раз, другой, но ответа конечно же не услышал. Да он и не ожидал его услыхать. Просто безумно хотелось внять родной голос, коий нарушил бы эту глушь.

С часто бьющимся сердцем Андрей Сергеевич бросился вон из каюты.

Было удушливо жарко, воздух точно висел плотными горячими слоями. Он бежал по узкому проходу ничего не видя, натыкаясь плечом на углы переборок, но знал, что от своего страха и отчаяния ему никуда не деться. Грудь жгло и палило, ровно образовалась в ней рваная рана. Перед открытым люком, в четком квадрате которого читалось ночное небо, он поднял глаза к ярким алмазам звезд, но они дрожали и плыли в его жгучих слезах. Уже на палубе, задыхаясь от бега и сдерживаемых внутренних мук, капитан напугал своим видом и пистолетом шарахнувшихся от него матросов.

—  Всем строиться! — срываясь на крик, обрушился он. — Запалить фонари! Строиться! Я сказал!

Глава 14

Кают-компания, куда ворвался Преображенский, встретила его залпом оваций и тугими хлопками шампанского.

—  С рождением вас… Андрей Сергеевич! — теряя с каждым словом мажор взятого тона, поздравил капитана Захаров.