Меч вакеро

Андрей никак не отреагировал. Руки его мелко трусило, и он не знал, как скрыть это от моряков. Господа в смятении опустили фужеры. Всем было ясно: случилось нечто из ряда вон. Таким своего капитана офицеры не видели еще ни разу.

—  Святая Троица! Что приключилось, ваше высокоблагородие? — загремели выдвинутые стулья.

—  Эй, быстрее, коньяку капитану! Ну-ка, голубчик, давайте!

Андрей, глядя в пространство, провел рукой по сырому лбу. Жадно выпил коньяк и чуть порозовел лицом. Вокруг стояли друзья, люди, с которыми его связал под одним парусом Фатум. Друзья, которые помнили о его именинах, а он вот забыл… Люди, которые пересекали с ним безумную соляную прорву к берегам призрачной Калифорнии.

—  Чем помочь, капитан? Приказывай!

Андрей тепло посмотрел в серые глаза шагнувшего вперед Матвея Зубарева.

—  Помоги боцману отыскать юнгу. Надеюсь на тебя, Матвей.

Помощник штурмана понимающе кивнул и, пригибая голову, быстро покинул кают-компанию.

Оставшись с офицерами наедине, Андрей Сергеевич выложил на стол серьги с браслетом и без утайки сказал:

—  Господа, помогите мне, чтобы помочь… всем.

* * *

Суд между господами после слов капитана разгорелся жарким пламенем. Захаров и Каширин крепко сердились и выражали опасения, что предложенный Гергаловым обыск от носа до кормы — безумие. И что потакать таким сумасшедшим идеям — значит вконец привести в уныние и без того запуганного матроса. Однако большинством голосов решено было учинить основательный поиск, и свистопляска началась.

«Северный Орел» горел огнями фонарей и факелов, матросы вместе с унтер-офицерами не пропускали ни единого уголка. Встревоженные боцманы шныряли щуками между матросами и задабривающими голосами резонили:

—  Братцы, повинись, кто сотворил сию «окрошку»? Повинись, и шабаш! Избави Бог доводить господ до безумия… Ведь из-за одного стервеца всех шлифовать до костей будут. Поберегите лучше шкуры. Не барабанные же они у вас!

Команда боязливо кивала головами и роптала, что боцманы по совести талдычут насчет «мрака» для них. Только малость «подмасливают», словно «отполируют, и всё». За такое, что учинилось в капитанской каюте, кожу заживо на ремни спустят. Но никто не винился. Никто не приметил, чтобы кто-то из своих решился на такое злодейство.

Тогда ретивые боцманы застращали всерьез. Они грозились, что сукиного сына, из-за которого капитан на всех «в обиду впадет», они, один бес, отыщут, и уж тогда вгонят его в чахотку, залупцевав кошками. Но «страхи» боцманов и совесть бывалых «правильных» матросов во главе с марсовым Соболевым — «окститься» и не идти супротив товарищей — действия не возымели. Однако и тех и других страшила не предстоящая экзекуция, а тот суеверный ужас, о котором боятся даже думать, который держит людей в страхе и заставляет тупо и терпеливо работать.

Двухчасовой поиск ровным счетом ничего не дал, но, несмотря на это, люди после обыска вздохнули вольготнее и более мирно принялись за дело.

* * *

Когда Андрей Сергеевич, сопровождаемый помощником и мичманом, спустился к себе в каюту, где Палыч и Чугин уже навели образцовый порядок, в дверь постучался Кучменев.

—  Позвольте доложить, вашескобродие! — мрачно начал старший боцман.

—  Изволь, — капитан нетерпеливо посмотрел ему в глаза. — Ну, где мальчишка? Нашли?

—  Никак нет, вашескобродь… — роняя слова, ответствовал Кучменев.

Господа тревожно переглянулись. А Гергалов, опаляя карим взором притихшего боцмана, процедил:

—  Ты как отвечаешь, скотина?! Что значит «никак нет»? Он что — иголка?! Иль пуговица?

—  Весь фрегат обшарили, ваше благородие! Пропал… По второму разу велел каждую щель осмотреть!

—  Юнга пропал… да как же это? — растерянно, по-детски вырвалось у Мостового.

Кучменев не без иронии к зелености мичмана пояснил:

—  Надо понимать, что за бортом малец. Сорвался, поди ж ты, вот и вся недолга.

—  Сорвался, сволочь! Да как допустили? Позор! Чья вахта была? — скулы Александра налились багрянцем.

—  Немца энтова, значит, Шульца, вашбродь.

Кучменев, выкатив грудь вперед, руки по швам, стоял ни жив ни мертв, преданно глядя в глаза помощнику капитана. Он знал: Александр Васильевич уважал, чтоб матрос на корабле в струне хаживал, с остережением, и не умничал.

—  Значит, «сорвался», глаголишь? — грозно повторил тот, передергивая плечами, и, подойдя вплотную, крепко саданул боцмана в зубы так, что цокнуло что-то. В глазах завьюжила красная пыль, однако Кучменев удержался на ногах и, не посмев шевельнуть пальцем, ждал бою еще.

—  Александр Васильевич, — Преображенский вышел из-за стола. — Довольно тяжелеть на руку, остепенитесь. — Ощущая какую-то неуловимую слабость к опытному боцману, капитан проговорил, смягчаясь: — Шульца ко мне, Михалыч! А юнгу хоть со дна моря достань, и смотри, не выводи меня из терпения… Постиг?

—  Так точно, вашескобродие! — гаркнул Кучменев, тут же на радостях сплюнув выкрошенный зуб.

Глава 15

—  Поторапливайтесь, черти! В трюмах лучше осмотр держать! — повсюду слышались оглашенные выкрики унтеров. — Может, уснул где, сопляк. До сроку не входи в тоску, братцы!.. Вдруг да отыщем.