Мечтатель Стрэндж

– Пока никто не умер? – повторила Минья и пронзительно расхохоталась. – Тогда я скажу, что твоя надежда опоздала лет на пятнадцать.

Сарай закрыла и открыла глаза:

– Я имею в виду сейчас. Пока никто не умер сейчас.

– Не сегодня, так завтра или послезавтра. Когда работа грязная, лучше покончить с ней побыстрее. Откладывать неминуемое нет смысла.

– Может, и есть, – возразила Сарай.

– Какой?

– Я не знаю!

– Не кричи так, – прошипела Минья. – Ты же понимаешь, что для засады необходим элемент неожиданности.

Сарай всмотрелась в ее лицо, такое жестокое и бескомпромиссное, и вновь увидела в этих чертах Скатиса. Девушка задумалась: если бы Минья получила силу отца, отличалась бы она от него или охотно подчинила бы себе целое население, оправдывая это жесткими рамками параметров правосудия? Как это маленькое травмированное… дитя… так долго могло ими править? Внезапно это показалось Сарай таким глупым. Был ли у них изначально выбор? Что, если бы она никогда не насылала кошмары? Если бы она с самого начала утихомиривала страхи Плача, вместо того чтобы подливать масла в огонь? Могла ли она ослабить эту ненависть?

Нет. Даже она в это не верила. Ненависть жителей росла на протяжении двух сотен лет. Чего она могла достичь за какие-то там пятнадцать!

Этого ей никогда не узнать. Раньше Сарай казалось, что выбора нет, а теперь стало слишком поздно. Эти люди умрут.

А потом? Когда шелковые сани и их пассажиры не вернутся? Отправят ли жители кого-то еще на верную смерть?

А потом?

Кто знает, сколько времени они выиграют, сколько еще месяцев или лет проведут в этом чистилищном существовании – до тех пор пока не случится более крупная, дерзкая атака: больше машин, больше тизерканцев, прыгающих с кораблей, как пираты, берущие на абордаж. Или же умные чужаки придумают какой-то гениальный план по перемещению цитадели.

Или же предположим, что люди просто посчитают убытки и бросят Плач, оставив божьим отпрыскам править городом-призраком. Сарай представила его заброшенным, все эти переулки-лабиринты и помятые кровати – опустевшими, и на ошеломляющую секунду почувствовала, словно тонет в пустоте. Она вообразила, как ее мотыльки утопают в тишине, и это показалось ей концом мира.

Только одно можно было сказать с уверенностью: при любом раскладе с этого момента их пятерка будет призраками.

Сарай хотела высказаться, но слова путались в голове. Слишком долго она держала язык за зубами. Теперь уже поздно. Она мельком увидела вспышку красного в дверном проеме и поняла, что это шелковые сани, хотя ее первая мысль была о крови.

Все умрут.

Лицо Миньи стало хищным, нетерпеливым. Ее грязные ручонки приготовились дать сигнал и…

– Нет! – вскрикнула Сарай, отталкивая девочку в сторону и выбегая вперед. Она пробиралась через толпу призраков, таких же плотных, как живые люди, но без источаемой теплоты. Сарай наткнулась на нож, крепко зажатый в чьей-то руке. Лезвие скользнуло по предплечью. Оно было таким острым, что девушка почти ничего не почувствовала, кроме легкого жжения. Тут же хлынула кровь, и когда призрак схватил ее за запястье, оно оказалось слишком скользким. Сарай с легкостью извернулась и помчалась к дверному проходу.

Шелковые сани готовились к посадке. Люди и так смотрели в ее направлении и вздрогнули, увидев божьего отпрыска. Пилот был занят рычагами, но остальные уставились на девушку.

Руки Эрил-Фейна и Азарин взметнулись к рукояткам хрештеков.

Лазло изумленно прошептал:

– Ты?!

И Сарай, всхлипнув, закричала:

– Бегите!

39. Жуткие враги

Деревья, которые давно должны были засохнуть. Движения, когда должна быть неподвижность. Кто-то живой в проходе давно заброшенной цитадели.

Там, где не должно быть ничего, кроме запустения и старой смерти, была… она.

Первым инстинктом Лазло было засомневаться, что он не спит. Богиня отчаяния мертва, и все это сон. Но он знал, что минимум второе – неправда. Он почувствовал внезапное напряжение Эрил-Фейна, увидел, как его мощная рука замерла на рукоятке наполовину вытянутого хрештека. А вот Азарин не мешкала. Ее хрештек высунулся со смертельным звоном лезвия.

Все это происходило на периферии. Лазло не мог повернуть головы. Не мог оторвать от нее взгляда.

В ее волосы были вплетены красные цветы. Глаза округлились от отчаяния. Голос вырезал туннель в воздухе. Грубый и режущий, как ржавая якорная цепь, проходящая через клюз. Она боролась. Ее хватали чьи-то руки? Девушка вцепилась в дверной проем, но мезартиум гладкий, нет никакой рамы, ничего, что дало бы ей опору, да и рук, тянущих ее за плечи, волосы и локти, было слишком много. Ей попросту не за что было держаться.

Лазло хотел кинуться на ее защиту. Их взгляды встретились, обжигая, как молнии. Режущий крик богини – «Бегите!» – эхом пронесся по цитадели, а затем она снова исчезла в недрах здания.

Вместо нее полились рекой другие.