– Молодэц, – сразу сказал он. – Нино- девушка что надо! Хорошо, что у нас, здес, нашёл себе, а не на стороне где-то. Умная, красивая, работящая – эх, что за девушка! Я от души тебя поздравляю, Антон, и смэртельно завидую. Я много бы дал за то, чтобы поменяться с тобой местами…
Дальше Гаприндашвили сказал, что вопрос с интернатурой Антона уже решён. Весь следующий год он остаётся специализироваться в его отделении и будет подчиняться только заведующему.
– А там и посымотрим…
Всё отделение уже давно было приятно удивлено и развлечено случившимся. Медсёстры удвоили насмешки в отношении Антона и утроили негласное шефство над «лапой». С Краснокутской теперь очень носились, не уставали напоминать Булгакову, что ему совершенно незаслуженно выпал этот счастливый билет, что он должен на седьмом небе от счастья быть, и что, если, не дай бог, он чем-то обидит «ребёнка»…
– Лично тебе яйца оторву, – угрюмо пообещала старшая. – Собака страшная…
Одна Сабанеева не разделяла общих восторгов. Цинично усмехаясь, она постоянно поддразнивала то невесту, то жениха. Антон молча игнорировал скудоумные и необидные издёвки «блядищи», но честную и скромную Нину они обижали не на шутку. За неё вступалась старшая и обе процедурные. Нецензурная ругань между ними и «Лайкой Ваймуле» теперь не стихала.
Виктор Иванович Ломоносов тоже занял критическую позицию.
– Слышал уже, – объявил он Антону месяц назад. – Значит, решился. А я тебе что говорил? Любовь и голод правят миром. В принципе, правильно. Нинка на тебя давно глаз положила. Ну, как бабец? Кинул палчонку?
Антон, отводя глаза, был вынужден ответить отрицательно. Длинное лицо Ломоносова скривилось в сплошную поперечную гримасу. Булгаков, моментально обидевшись, что-то ответил сердито и отрезающе. Виктор Иванович пожал плечами.
– Я воздержусь от комментариев, – сказал он. – Могу только дать совет, если примешь. Развяжись, пока не поздно.
– Почему, Виктор Иванович? Вы же сами мне советовали…
– Не в той последовательности, – сдипломатничал пожилой хирург. – Это важно. Ладно, хули там, не слушай старого циника. Совет да любовь…
Больше ничего Антону добиться от своего наставника не удалось. Не совсем понятный совет Ломоносова оставил в голове неприятный осадок. Но все остальные одобрили булгаковский выбор – и в группе, и родители Антона, которым очень и очень понравилась «наша Ниночка» – иначе будущая свекровь будущую невестку за глаза уже не называла, и, главное, Дима Красненков, мнением которого Антон дорожил больше, чем всеми остальными.
Они с Ниной зашли к Красненковым в гости вечером 1-го января.
– А что, – сказал тогда старый друг, когда мужчины вышли курить на лестничную площадку. – Давно надо было. Девка молодая, от тебя х…еет, проворная, тем более хата своя есть. Женись, Булгаков.
– Но она тебе точно нравится? Если взглянуть так, со стороны, непредвзято? – с тревогой вопрошал Антон. – Я только сугубо о её внутреннем мире спрашиваю. Ты же знаешь, что мне эти хаты и аморэ-морэ совершенно безразличны. Ты бы на такой женился?
– Я уже женился. Аморэ-морэ ты зря так отпихиваешь – вещь совсем нелишняя. И чего ты так боишься? Что кто-то упрекнёт тебя в стяжательстве, в погоне за выгодной партией? Не комплексуй, Булгаков – уж в этом тебя подозревать трудно. Она – безнадёжная медсестра, генетическая, из пролетарской семьи. Это ты их очень возвышаешь, что женишься…
Антон вздыхал. Сомнения по поводу «внутреннего мира» своей избранницы посещали его не раз. Нина, при всей своей непосредствености, далеко не блистала интеллектом и остроумием. Это особенно заметно было сейчас, в компании трёх выпускников мединститута. Красненковы, хоть и старались изо всех сил сделать радушный вид, вели себя принуждённо и говорили лишь на самые общие темы. Антон и сам чувствовал натянутость ситуации. Появлялась зависть к товарищу, «отхватившему» образованную.
– Зря ты колеблешься, – продолжил Дима. – Давно бы уже подали заявление – скоро распред, так что можешь элементарно не успеть. Это-раз. Второе-тебе такая нужна, чтоб заботилась, рожала и растила детей, готовила, стирала, а ты бы вкалывал. Если ты так же, как сейчас, будешь в операционной проживать, то времени у тебя свободного совсем не будет. Нахера тебе интеллект? У стола настоишься, приползёшь домой вечером, а там тебе ужин, рюмка, койка, женщина. Утром опять на работу. Эта уж точно тебя ждать будет и рогов не наставит в твоё отсутствие. Зато будешь её в руках держать. Мне, думаешь, с Машкой всегда легко?
Красненков приподнял брови, горестно вздохнул, пояснил:
– Ленивая, зараза, долго спать любит, на диване с книжкой полежать, с подружками по3.14здеть. Я её гоняю, она шипит. До скандала доходит. С ужасом думаю, что будет, когда она ребёнка родит. Так чувствую, что по ночам вскакивать самому придётся…