Мединститут

– Не подлизывайся. В реанимацию я больного забирать не стану – он уже почти в сознании. Вмешательство больной перенёс хорошо. Назначь ему только потом сульфокамфокаин на всякий случай… Место в истории я оставил – пусть Ломоносов своё там напишет, как будет в состоянии. А вообще – поздравляю…

XIII

«В нашей стране, где основной жилищный фонд принадлежит государству, а жильё предоставляется гражданам в основном бесплатно, справедливость при распределении жилых помещений выступает как реализация основного экономического принципа социализма- принципа распределения материальных благ по труду»

_{(Советская пресса, январь 1987 года)}

Союз Советских Социалистических Республик в конце 80-х годов последнего века прошлого тысячелетия населял 300- миллионный «советский народ» – как утверждалось во всех учебниках т.н. «общественных наук» – «единая исторически сложившаяся общность людей». Общность людей, может быть, и сложилась – людей, обструганных самой мощной пропагандой, единообразным «социалистическим» образом жизни и принудительным лишением связи с остальным человечеством. К тому же, одинаково оболваненных ложными целями – строительством коммунизма – и общим прошлым – множественными «победами» над всем одушевлённым и неодушевленным, материальным и трансцендентальным.

На самом же деле, единый, как утверждалось, народ, представлял из себя крайне неоднородную мешанину во всех отношениях, части которой легко отделялись друг от друга. Например, коммунисты и беспартийные, которые, как утверждали пропагандисты, «являлись единым и нерушимым  блоком». «Народ и партия едины!» – кричали отовсюду метровые буквы. Из этого следовало, что народ и партия – совсем не едины.

Коммунистам от народа всегда чего-то надо было, чего-то такого, что внятно нельзя объяснить, и зачастую самого диалектически противоположного. В описываемое время ранней Перестройки коммунисты требовали не пить, повышать культурный уровень, лучше (больше) работать за ту же зарплату, и неустанно бороться за мир. Понятно, что требования коммунистов, даже подкрепляемые личным примером, народу были «до лампочки», и тот отлынивал всеми возможными способами. Народ хотел спокойно и сытно жить, коммунисты ему не давали – о каком же единстве, да ещё нерушимом, могла идти речь?

Да и среди самой КПСС не было единства. Партия с самого начала была разделена на «внутреннюю» – партийную номенклатуру и бюрократию, и «внешнюю» – простых людей, кто вступил сдуру или ради карьеры. На бумаге существовал «принцип демократического централизма», но на деле никакой демократии и близко не было, и эти две части якобы единой партии существовали сепаратно друг от друга.

Такая же «петрушка» творилась в комсомоле, через который тогда пропускали практически всю молодёжь, загоняя её в организацию всеми правдами и неправдами. Рядовые комсомольцы всё заметнее тяготились этим бременем и ненавидели своих «комсоргов» всех уровней, которые тоже делали всё, чтобы не дать им просто жить, наслаждаясь молодостью и здоровьем.

Понятно, что такое злокачественное расслоение самой трудоспособной и активной части общества было чревато мощным социальным взрывом, который М.С. Горбачёв изо всех сил стремился отсрочить, если не предотвратить.

Другой линией – точнее, линиями расслоения «единой исторической общности людей» были национальные границы. В СССР числилось более 100 народов, некоторые из которых (евреи и русские) не имели своей территории. На картах существовали, конечно, и «Еврейская АО» где-то за Байкалом, и «РСФСР», но евреи жили в основном в Москве, Ленинграде, Киеве и в Одессе, а русские, подавляющее большинство которых жило всё же на территории РСФСР, точно так же жили на территориях всех союзных и автономных республик, занимая самые высшие должности на предприятиях и руководящие посты в местной КП.

РСФСР отнюдь являлась национальным образованием, а лишь административно-юридическим. Основного признака «союзной республики» – своей КП – у РСФСР никогда было, как не было национальных школ и национального языка. Даже само слово «Россия» в разговорах практически не употреблялось. О «России» мог только говорить, размазывая пьяные сопли, какой-нибудь жалкий белоэмигрант, но понятно было, что речь шла лишь о «той России». Нынешней же «России» как таковой, не было – где начинается Россия и где заканчивается СССР, никогда понятно не было. Если еврей мог уехать в Израиль, то русскому уехать было некуда. Ехали на Север, в Сибирь, на Дальний Восток, на Урал, в Москву, в Ленинград, на Кавказ – но никак не в «Россию». Вместо «России» тогда говорили «Москва», «Родина» или «Большая земля».