Мединститут

– Как только пидвернэтся подходящий вариант – уиду, – решительно заявлял он. – Уиду домой. Ничего хорошего в вашем К… нет! Что с того, что меня тут ставят Ответственным? Зарплата – мизер! С гулькин нос. Вот у нас, на Западной Украине, врач так никогда мало получать не будет. Ни в жизнь! У нас врачей уважают. Вот приеду, устроюсь, – начинал мечать и сладко улыбаться он,–  и сразу стану «пан ликар». У нас если кому операцию зробыш – обязательно будут благодарить. И не пляшкой, как здесь, как слесаря, а деньгами, як положено. У нас как врачи живут? Свой дом, обязательно машина, цветной телевизор, свой огород. По улице идёшь – все тебе кланяются, не то, что здесь – ни одна собака не поздоровается. У нас, на Западной Украине…

Вне всякого сомнения «пан ликар» рассматривал своё вынужденное пребывание среди «москалей» как большой гражданский подвиг. Надо понимать, что дома, куда он ездил каждый отпуск, его сильно жалели. Сотрудники же его решительно не жалели и были бы очень рады, если Горальчук избавил бы и 10-ю больницу, и К… от своего присутствия. Это не раз высказывалось ему в глаза. Горальчук не смущался, кивал с полным согласием.

– Так о тож! – и начинал излагать свой план отъезда на родину. Излагать во всех подробностях, поминутно поминая «пана ликаря» и «пляшку». Оставалось только плюнуть и отойти подальше.

Неуязвимость Таты для малейшей критики была абсолютной. В клинике он был единственный, кто всегда без проблем отчитывался Тихомирову на утренних конференциях. Первое время старый профессор ещё пробовал задавать вопросы по своему обыкновению. Тарас Трифонович очень оживлялся. За ответом он никогда в карман не лез. Начав что-то отвечать, он с третьего слова пересаживался на своего конька и начинал с увлечением рассказывать, как в таких случаях лечат на Западной Украине. Против Западной Украины был бессилен и сам Всеволод Викентьевич. После нескольких конференций он перестал задавать Горальчуку какие-либо вопросы.

«Где хохол пройдёт – там еврею делать нечего…» – гласила народная мудрость.

Хирург Тата был хороший. Он относился к своим обязанностям очень дотошно, осматривал больных подолгу, анамнез собирал очень тщательно, по всем пунктам. Оперировал он не хуже других, выгодно отличаясь почти от всех к…ских хирургов полным отсутствием показной небрежности, которой так любят щегольнуть российские операторы. «Ерундовых случаев» для него не существовало, и банальный фурункул «Цементовоз» брался вскрывать с такой же тщательностью, с какой делал резекции желудка.

Медсестёр он всегда полностью контролировал, обладая каким-то феноменальным чутьём и въедливостью. Словчить и не выполнить хоть какие-то назначения Таты было невозможно. От его орлиного взгляда ничто не могло укрыться, и сплоховавшей медсестре тут же доставалось «на орехи» по первое число. С особо нерадивыми Горальчук боролся жалобами заведующим и докладными на имя главврача. Он никогда не боялся жаловаться и писать «бумагу», чем заслужил репутацию склочника, сутяжника и «стукача» у своих более наклонных к конформизму коллег. Его «правильность» вошла в поговорку. Благодаря этим качествам, Горальчука часто ставили Ответственным хирургом.

На дежурстве он осматривал всех поступивших, распределял их по клиникам, обходил тяжёлых, сам оперировал, если имел такое желание. Ему нравилось быть хоть небольшим, хоть временным, но начальником. Он говорил всем, что пишет диссертацию. В самом ли деле он её писал, или только выдавал желаемое за действительное- сказать было трудно. Графоманские наклонности Таты не исключали последней возможности.

Женский пол Горальчук любил, и не прочь был приударить за молоденькой сестричкой, если это не мешало работе. Делал он это прекомично, начиная демонстировать крайнее внимание и «подъезжать» с высокопарными речами. Он был сентиментален настолько, насколько самовлюблён, и сильно осложнял себе дело обязательной во всех случаях «Западной Украиной», с воспевания которой и начинал охмурение очередной сотрудницы. Над Татой только смеялись, и за десять или больше лет работы в больнице ему никого так и не удалось уговорить. Если вы думаете, что это хоть как-то задевало Тараса Трифоновича и порождало в нём хоть малейший комплекс, вы очень ошибаетесь.

– Та. Вот у нас на Западной Украине девушки… – говорил он, когда видел, что ничего не светит. – И походка, и стать. В руках всё горыть! Вот поиду додома…

Ещё Горальчук прославился своей скупостью и прижимистостью. До опубликования одиозного Указа от 01.06.85 в отделениях больницы часто затевались «культурные мероприятия» в виде дней рождения, Восьмого марта, Нового года, апрельских субботников с вылазкой «на природу на шашлыки». На эти вещи всегда устраивали складчину и «скидывались» кто сколько может. Скидывались все, кроме Горальчука. Он всегда находил способ увильнуть, и, глядя прямо в глаза общественному казначею, нагло врал, что «нэма зараз грошей». В таких случаях он разговаривал только на родном языке.