Мединститут

– Яки прэтензии до мэнэ? – тут же переходил он в атаку. – Ну яки прэтензии до мэнэ? Дэ я зараз тоби грошы визьму, надрукаю, чи шо?

«Прэтензий» ни у кого не возникало. Пожав плечами, от него отходили. Но принять участие в «пьянке» Трифонович никогда не отказывался. Его не попрекали, ибо он любил веселье и очень оживлял любую компанию. Свой отказ «скинуться» Горальчук всегда искупал, от души забавляя собравшихся. Он шутил, пусть плоско, но искренне, знал множество тостов, плясал самозабвенно, очень любя вприсядку. Он имел чистый, сильный и хороший голос, и часто пел соло малороссийские песни – «Черемшину», «Днипр широкый», «Чом ты ни прийшов». Распевшись, почти всегда плакал не стесняясь.

Как-то раз на таких «шашлыках» Тата очень сильно напился и начал на виду у всех вешаться на берёзе. Поднялся переполох, его схватили, скрутили. Начали выпытывать в чём дело. Горальчук выл белугой, закатывал глаза, оскаливал зубы. В те весенние деньки почти весь К… был затянут дымной пеленой – на территории новых цехов КМЗ жгли «мусор». К 1-му Мая планировалась сдача «новых мощностей», т.е. огромного производственного комплекса. Строили эти цеха своими силами. А вот оборудование было импортным, итальянским! Огромные станки с ЧПУ и гидравлические прессы, детали конвейера, электрокары – масса дорогостоящей техники была завезена за последний год на территорию промзоны. Как водится, «проклятые капиталисты», стараясь быть на высоте, поставляли оборудование в первоклассной упаковке – все могучие агрегаты были в деревянных ящиках, самый маленький из которых был величиною с жилую комнату в панельном доме, а самый большой – с трёхэтажный особняк.

Ящики были из самых лучших досок – на качестве упаковки итальянцы тоже не экономили. После установки оборудования на территории остались огромные залежи чудесных полуторавершковых досок, из которых состояли ящики. Штабеля и терриконы их заполнили собой все проезды и проходы между цехами, местами возвышаясь выше, чем самые строения. Доски представляли собою великолепный строительный материал, и у любого человека с практической смёткой и мало-мальским влечением к физическому труду при виде этих сокровищ кружилась голова- из «остатков тары» можно было легко построить дачный домик, даже дом, даже нормальную двухэтажную дачу, даже не одну – можно было спланировать целый дачный посёлок! Тем более, что все доски были свои, советские, из карельского или удмуртского леса.

На КМЗ ещё с прошлой осени пошли разговоры о том, что «тару» станут раздавать работникам бесплатно, по живой очереди. Начался ажиотаж – недостатка в желающих «строиться» не было. Горальчук, имевший каких-то знакомых земляков на предприятии, сумел «влезть» в списки счастливчиков одним из первых. Всю зиму он предвкушал, как начнёт строить «хату», на дежурствах даже чертил чертежи будущего уютного домика, за что получил новую кличку от неугомонной молодёжи- «кум Тыква». Но с наступлением весны суровая советская реальность перечеркнула планы и Тараса Трифоновича, и многих, очень многих кмз-цев и к…чан.

«Ящичный» лес был бесхозный, но раздать его «людям» просто так нельзя было – он был включён в смету. Для этого требовалось решение «инстанций» – но каких, какого уровня, никто не знал. И храниться на территории завода «остатки тары» не могли – к 1-му Мая была запланирована громкая сдача объекта – с фанфарами, с речами, с премиями. От пирамид досок требовалось срочно избавиться. Долго голову начальство не ломало – «мусор» начали жечь огромными кострами. Зарево их было хорошо видно даже из центра К…, а дым то и дело заволакивал город, точно во времена половецкой осады. Тата, узнав об этом, сразу нахмурился, замкнулся в себе, ни с кем не разговаривал, только сам с собой. Случившееся просто уничтожило «кума Тыкву».

«Отечества и дым нам сладок и приятен»… Его отчаяние прорвалось только под влиянием алкоголя.

– Усэ, усэ горыть! Хиба ж цэ життя? – восклицал он, снимаемый с берёзы. – Як так можно жить? Шо делают, гады?! Курвы, подлюки! И куда таким шляхом придём? Граждане!! К чому придём? Трэба срочнише повэртаты!

Кажется, перепивший западноукраинец хотел сделать политическое заявление о своём несогласии с политикой партии и правительства. Но этого не произошло. Несмотря на свою прямоту и озлобленность, Горальчук никогда не позволял себе ни анекдотов «про Леонида Ильича», ни каких-либо двусмысленных высказываний. Даже его исторические экскурсы охватывали только VI-XIX века, останавливаясь у самой кромки века нынешнего. «Бендеру» очень не любили коллеги, и не раз провоцировали обнаружить своё политическое кредо. Достаточно было обмолвиться про «коммуняк» или «голодомор 33-го», чтобы заинтересовались компетентные органы. Но Трифоныч был не прост, совсем не прост.