Потом, эти его «дела», о которых Надя стала догадываться. «Делами» Горевалов занимался в свободное от работы время. Насколько Надя могла судить, они были напрямую связаны с неофициальной деятельностью старшего Горевалова и выражались в неинтеллектуальном способе собирания денег. Там, где Егор Сергеевич испытывал «трудности с партнёрами», на сцену выходил амбал-сынок с несколькими такими же мышечными дружками. Они облегчали папаше общение с «должниками». Что это была за «деятельность», Надя старалась не думать.
По всему К… недавно прогремела страшная новость – директор городского рынка Оганесян был найден у себя дома мёртвым, изуродованным до неузнаваемости. Его долго пытали электрическим утюгом. У Оганесяна, Надя знала, были «крупные дела» с гореваловским семейством. Во всяком случае, с Петиком они были на короткой ноге. Надя сама стала невольной свидетельницей выяснения отношений между двумя мужчинами. Как-то, ещё в начале декабря, они долго спорили в «Витязе» – о чём, слышно не было, но, судя по лицам, сильно ругались. Горевалов что-то хотел, крепкий сорокалетний армянин не соглашался. Они чуть не хватали друг друга за грудки, их разнимали. Было ясно, что так ожесточённо спорить можно только из-за денег.
– Смотри, Карен, – уловила она последнюю фразу Петика. – Здесь тебе не Армения. К… – русский город, наш город. Ты не прав, братуха. Как бы пожалеть не пришлось.
Через неделю Оганесяна зверски убили. Убийц ищут второй месяц. Конечно, не найдут. Вот и думай… По экранам страны совсем недавно с триумфом покатился итальянский многосерийный фильм «Спрут» с Микеле Плачидо, и страшное слово «мафия» было ново и свежо на устах советского человека. Угнетающее слово… Отрицательный образ адвоката Тирозини действовал на нервы. Было очень жутко вообще-то.
«Зарежет и не поморщится. Хорош муженёк-громила. Мафиозо… С которым никогда нельзя поделиться сокровенным»…
Да, Антону и Наде было бы о чём и поговорить, и помолчать вместе. Но им не судьба была «пересечься» – трамвай, который вечно приходилось ждать по полчаса, сегодня подошёл очень быстро и увёз Берестову. Когда Антон появился на остановке, то ни её, ни трамвая уже не было.
(Советская пресса, февраль 1987 года)
Итак, чрезвычайная ситуация
, сложившаяся было во 2-ом хирургическом отделении ГКБ № 10 города К…, благополучно разрешалась. Доктор Ломоносов, являясь виновником проишествия, убедился, что с больным всё в порядке, сделал обход и к обеду покинул отделение под предлогом плохого самочувствия. Поскольку он не оперировал плановых, то делать во 2-ой хирургии было решительно нечего. Антон и Надя находились в дороге к дому. Ночные операционные сёстры и анестезистка Тамара давно сменились и тоже были дома. Вполне надёжные сотрудницы, понимающие, как важно уметь держать язык за зубами в экстренной хирургии. Татьяна Смирнова, показав себя не на высоте, тем более раскаивалась в своём малодушии, и хотела побыстрее вычеркнуть прошлую ночь из жизни, точно её никогда и не было. Ответственный хирург Горальчук, проявив бдительность и схватив «цих курв» за руку, тоже вполне успокоился. Всё же Ломоносов и Антон были «хорошие москали», и нуждались в «пидтримке».В безопасности чувствовал себя и сам больной – настырные врачи к полудню от него отвязались. Захватаев долго не мог пописать в утку, потом плюнул, сполз с кровати, сходил, согнувшись кочергой, «на очко», вернулся, лёг и сладко задремал, окончательно забыв всё плохое.
Оставался ещё один участник «подпольной» операции – Александр Михайлович Искрицкий. Этот доктор себя в безопасности не ощущал!
Наоборот, чем дальше, тем сильнее чувствовал он нарастающую тревогу. Искрицкий работал в день, на плановых наркозах в 4-й хирургии. Наркозы были пустяковые (для вскрытия гнойников внутривенно вводился сомбревин. Всё делала медсестра, присутствие врача требовалось лишь формальное), напрягаться и мыслить не нужно было, но тем сильнее вспоминалась ночная авантюра. Вспоминалась до скрипа зубов.