Мединститут

Искрицкий никак не мог себе простить, что согласился провести наркоз. Конечно, он глубоко уважал Ломоносова, конечно, с Антоном был выпит когда-то не один литр водки, конечно, Надя Берестова очень красивая девочка, и проявлять малодушие в её присутствии никак нельзя было....

И всё равно – почему он согласился?

Они – студенты, по-юношески максималистски настроенные, если что, с них и не спросят особо, как не спрашивают в суде с несовершеннолетних. И они это прекрасно знают. Но он-то – доктор, уже второй год самостоятельно работающий! Он-то полностью дееспособный, ему больше всех и достанется, если всплывёт. А всплывёт ли?

Увидев в предоперационной Горальчука, Искрицкий перепугался до потери сознания и предпочёл сразу скрыться. Это был настоящий провал, и все их усилия обделать дело в тайне накрылись медным тазом. Александр Михайлович был уверен, что Ответственный хирург обязательно предаст «ЧП» гласности. Остаток ночи он тосковал и всё придумывал, что же написать в объяснительной. Как ни крути, а отстраниться и обелиться никак не получалось. Врач считал себя достаточно ловким человеком, но в данном случае само написание объяснительной было равноценно признанию вины.

– Стрём, – признавался он сам себе. – Думай, Искрицкий, думай.

Как ни странно, но утренняя конференция прошла без скандала. Ломоносов взял операцию на себя, Горальчук не сказал ни слова. Неужели пронесло? В это было трудно поверить! Александр Михайлович сбегал во 2-ю хирургию, осмотрел больного – невероятно, но состояние его было уже средней тяжести. Кажется, юридических разбирательств тут не предвидится. Уже легче. Неужели Горальчук решил замять это дело? Впрочем, почему нет. Ломоносов его наверняка упросил – кому охота попадаться на пьянке. Как упросил -вопрос технический. Человека можно много чем заинтересовать…

Да, время шло, рабочий день приближался к концу, а шума всё не было. Чутьё подсказывало Искрицкому, что да, вполне пронесло, об инциденте можно забыть, извлечь для себя урок и больше так никогда не делать. Но что-то жгло, что-то не давало успокоиться.

Чисто внешне Александр Михайлович напоминал четвёрку «Битлз». Его нескладная жердистость в сочетании с гривой волос, очками и усиками очень помогала Шурику в глазах старших. В 70-80-х годах именно такие ребята в стройотрядовских формах, с гитарами и рюкзаками постоянно глядели на вас со всех плакатов, рисунков в журнале «Юность», с телеэкранов. В многочисленных молодёжных передачах долгогривыми гитаристами в униформах были переполнены все вокзалы, откуда поезда уходили на БАМ.

Передовая по борьбе с природой

Сегодня БАМ.

В атаку, молодежь!

Искрицкий любил носить стройотрядовскую форму, хотя «в строяке» ни разу не побывал- летние каникулы Шурик проводил либо дома, либо на черноморских пляжах. Во время учёбы он ничем не проявил себя – все шесть лет института был рядовым студентом, полным собранием средних величин. Этот серьёзный крупноочкастый студент не отличался фанатической посещаемостью занятий, но и к прогульщикам его отнести было нельзя. Не был отличником, но сессии всегда сдавал без троек, и каждый семестр получал стипендию. Активистом не был, но все комсомольские собрания посещал, и мелкие комсомольские поручения выполнял – без особого усердия, но в срок.

Особых увлечений помимо учёбы не имел, не интересовался ни классикой, ни йогой, ни современной музыкой, ни спортом. Но и скучным собеседником не был – как-то умел поддержать разговор на любую тему, и нипочём нельзя было заподозрить его в невежестве. В компаниях был всегда желанен, хотя душой компании никогда не бывал. За девушками не бегал, но всегда имел подругу для похода в кино, в кафе, даже для поездки на море.

Девушки Искрицкого, как правило, были длинноногие и длинноволосые. Когда пришло время жениться, все они сразу исчезли, и ни одна не осложнила ему жизнь. Рядовых студенческих неприятностей с ним почему-то не случалось. Даже таких мелочей как несдача зачёта или неприязнь к преподавателю с ним никогда не происходило. За шесть лет учёбы Александр не приобрёл себе ни одного врага.

Друзей у него тоже особо не было – Искрицкий был ровен и одинаков чуть ли не со всем курсом, так что исполнить какую-нибудь его просьбу никто бы не отказался. Но и желающих «подписаться» за него в мало-мальски серьёзном деле никогда не нашлось бы.