Увы, учащаяся молодёжь есть учащаяся молодёжь. Находясь в её рядах, нельзя ничего не видеть вокруг себя и не знать, чем занимаются твои друзья. У Искрицкого не было репутации «стукача», ему доверяли и во многое посвящали – либо по «дружбе», либо из желания вовлечь в свои ряды. Но он принципа дружеской конфиденциальности ни разу не нарушил, ни во что не вовлёкся. И даже косвенного отношения ни к чему вышеописанному не имел. Приятели и приятельницы постоянно «залетали», и с ними разбирались деканат, комсомольская организация и правоохранительные органы. Но ни в одном «деле» Александр даже не фигурировал. Такая абсолютная отстранённость никаких усилий с его стороны не требовала – всё как-то само получалось.
Тем более непонятно, что же такое на него нашло этой ночью. Бывший однокомнатник и симпатичная девочка, на коленки которой Искрицкий всё время «бросал косяка», как-то заставили его участвовать в деле решительно стрёмном! Кажется, это называется «манипуляция» – когда соглашаешься вроде добровольно, а на самом деле тебя принуждают. Это было вдвойне неприятно, ибо с Александром Михайловичем никогда подобного не происходило.
Да ведь ничего хорошего у них и не вышло! Внезапное появление в предоперационной Горальчука указывает на потерю контроля над ситуацией. Это значит, что тайное рано или поздно станет явным. Горальчук молчит – точнее, пока молчит. Он себе на уме, и скорее всего молчит не просто так, а обдумывает сокрушительный удар. На кого ещё можно положиться? Операционные сёстры могут сболтнуть, своя анестезистка Тамара может сболтнуть, в курсе случившегося и Танька Смирнова. Да и сам Антон – до диплома ему осталось немного, самое время похвастаться самостоятельной полостной операцией.
Никому нельзя верить…
– Стрёмно, ай как стрёмно, – всё шептал как попугай Искрицкий, делая быстрые записи в историях болезни. – Совершенно непростительная ошибка…
Нет, ждать милостей от природы, просто ждать, когда «криминальная операция» забудется и сама по себе канет в Лету, было очень опасно. Стоит кому-то проговориться, и новость о студенческой проделке мигом разойдётся по всей больнице. Все медики питаются сплетнями. Фамилию Искрицкого начнут склонять во всех курилках. Официально, конечно, никто разбираться не станет – к тому времени больной, похоже, благополучно выпишется, но тем хуже!
Отразить официальные нападки всё же можно – сказаться дебилом, слепым, глухим – всё, что угодно, кроме правды. Ничего не сделают. Бороться же со слухами никак невозможно. Они дойдут до ушей заведующих, и на репутации молодого анестезиолога можно будет поставить крест. Дешёвый конформизм и лёгкая управляемость Александра Михайловича станут его пожизненной характеристикой. К нему приклеится ярлык несерьёзного, неответственного доктора, которому нельзя доверять. В хирургической среде такие вещи не прощаются и не забываются. Работать ему никто не запретит, но ведь так и будут пихать только на простенькие, непрестижные участки – вроде этих рауш-наркозов в гнойной. О реанимации тяжёлых больных, о наркозах на больших полостных операциях можно будет забыть, о карьере – тоже.
Страшная формулировка – «не оправдать доверия».
Искрицкий был совсем молод, но то, как беспощадны коллеги в таких случаях, знал хорошо. Противопоставить обиде и страху было нечего. Ну, выручил Ломоносова. И что? Виктор Иванович его об этом не просил, благодарить не пришёл. На следующем дежурстве он опять напьётся. Это как пить дать… Эта Надя, которая так пристально на него смотрела – где она теперь? Анестезистка Тамара сказала ему после операции, что та – девушка Горевалова. Раз так, то тут ничего не светит, и «подкатиться» к Берестовой, как первоначально рассчитывал Искрицкий, нечего и думать. Антон? Вот кто сейчас на коне. Молодец, ничего не скажешь – Александр Михайлович не знал никого из молодых хирургов, кто рискнул бы самостоятельно пойти на прободную язву. Да и опытные – не каждый решится. Нужно быть не ниже Первой врачебной категории…
Но каков хитрец! Как умело использовал старое знакомство. Ещё в их прежние времена Искрицкий ощущал превосходство над этим простодушным и недалёким субъектом, всегда умело подыгрывая ему. Вот и доподыгрывался – Булгаков оказался гораздо хитрее. Вот и урок – никогда не считай другого глупее себя. Забудешься – тут же больно уколешься. Антон – победитель, и ему ничего не будет, победителей не судят. Все в выигрыше, один Искрицкий – проигравший. Ему одному платить за перебитые горшки. Его коварно подставили…
Одним словом, молодой анестезиолог ещё до конца рабочего дня понял свою ошибку, раскаялся и очень хотел её исправить. Эта ошибка всё равно рано или поздно стала бы достоянием гласности. Если уж правде суждено всплыть – пусть всплывает через него. Да, нужно просто найти в себе мужество проявить искренность и порядочность.