Мединститут

– Рассказал, что это Ломик во всём виноват? Он же тебя и подставил, старый козёл. Сам сухой, а ты в гавне. Ничего, тебя все жалеют. Гиви тоже так думает, он хочет с ним серьёзно поговорить, чтобы тот написал по собственному желанию. Пусть переходит в поликлинику, раз такой алкаш.

– Виктор Иванович – не алкаш. Он великий врач, и в поликлинке работать не станет.

– Да какой он великий! – нехорошо засмеялась Нина. – Если великий, то что же в Москве не остался, в институте своём? Жена, дети, квартира. За границу ездил. Уже внуков пора нянчить, а он по молоденьким ударил! Я его Маргариту пару раз видела. Красивая девушка, что она в таком кобеле нашла? У него же ничего за душой, даже квартиры! Ещё и пьёт… И акушерка эта к нему повадилась по ночам бегать. Мало ей Петрухи…

– Нина…

– Нет уж, послушай, – не дала себя перебить та, всем корпусом разворачиваясь к Антону. – Теперь тебе лучше помолчать, сам знаешь, какой ты герой! Если б ты мне вчера всё рассказал, я бы тебя сразу к Гиви погнала. Придурок… Ладно, он не злой, поворчит, подуется, простит. О тебе он хорошего мнения, иначе не звал бы в интернатуру. Ты всё боялся, что дальше, где после интернатуры работать будешь. Ну а теперь всё само и получилось. Лому здесь не работать, место освобождается. Нужно было тебе это сразу сообразить, и не лезть самому на операцию, а доложить по инстанции, что дежурный врач пьян.

– Нина…

– Не перебивай. Может, оно и к лучшему – по крайней мере, все видят, что ты не стукач, что за своё отделение горой стоишь. Что сор из избы не вынесешь. Гиви тебя защитит, только ты ему всё-всё расскажи. И не вздумай Лома жалеть. Напиши бумагу главврачу, что так мол и так…

– Нина…

– …и Танька пусть напишет, и Искрицкий…

– Нина!!! – потерял совсем терпение Антон. – Хватит советов! Значит, так – если ты ещё слово скажешь про Виктора Ивановича… или про Надежду Константиновну – я тебе в рыло засвечу прямой в переносицу. Уяснила? Это- первое. Второе – Гиви я сейчас послал. Никакой интернатуры у меня здесь не будет. Он вообще попросил меня отсюда, так что я сейчас иду к старшей и пишу заявление по собственному желанию.

– Ой…

– И третье. Ввиду обнаружившихся сейчас у нас разногласий, брак с тобой я считаю для себя невозможным. Я освобождаю тебя от данного мне слова. Тебе нужен совсем другой человек, а не я. Поэтому прости, прощай и постарайся быть счастлива. Чао бамбино сорри…

«Нет, рвать, так уж всё разом, – мстительно подумал Булгаков, выходя из сестринской. Нину он оставил там сидеть в полном оцепенении. – Ты смотри, какая сучка. Змея, Марина Мнишек. Даром, что молодая. Плебейка»…

 В море соли и так до чёрта,
 Морю- не надо слёз!
Наша вера сильнее расчёта…

««Юнона» и «Авось», надо же…»

Старшая медсестра была уже в курсе разговора Антон с заведующим и встретила его предельно нелюбезно.

– Что, профессор, допрыгался? Я тебе сколько раз говорила, дебилу – пришёл работать – работай, выполняй работу постовой сестры и засунь подальше свою субординатуру. Говорила? Пришёл деньги зарабатывать, так не лезь, куда не просят. И что мне теперь делать? Просила тебя хоть на две недели задержать – работать совсем некому, десять ночей в феврале не перекрыты! Но Гиви и слушать не хочет, чтоб духу его, говорит, сейчас же не было. Что ж ты, скотина, наделал? Пироговым себя вообразил, Сеченов?

Это была сорокалетняя мать-одиночка, некрасивая женщина «сырого» и избыточного телосложения. Таких женщин не зря называют бабами. Лицо старшей казалось вечно готово к скандалу, хамству и нецензурщине. Характер её портился день ото дня – тринадцатилетняя дочка в последнее время начала курить, пить и шляться с «восемнадцатилетними». Две последние ночи она не ночевала дома.

Антон сухо потребовал себе лист бумаги и сел писать в уголке. Пообещав «ща вернуться» и «отгрузить по полной программе», старшая вышла куда-то. Несмотря на то, что написание заявление об уходе по собственному желанию было элементарным делом, Антон испортил три листа, и только с четвёртой попытки сумел справиться с бумагою. Он положил её на стол и хотел выйти, но старшая, как буря, вдруг ворвалась в кабинет и накинулась на Булгакова с кулаками.

– Почему Нинка ревёт?! Что ты ей сказал, з…а конская? Я тебя спрашиваю, что ты ей сказал?! То есть уже не женишься, п…р гнойный? Да я тебе глаз на жопу натяну!!! Быстро пошёл и извинился!! Вот ты какой – врач будущий, интеллигент сраный! Да таких как ты, в утробе ещё убивать нужно, кастрировать, в Чернобыль, в реактор побросать…