– Ну, товарищи, я полагаю, тут дело ясное, – ровным голосом сказал он. – У больного- банальное рожистое воспаление области голеностопного сустава. Жалоб больной не предъявлял, впрочем, это его право. Наличие стрептококковой инфекции в тканях и приводит к периодической лихорадке, изменениям в анализах крови, увеличению печени и селезёнки и прогрессирующему истощению пациента. Я думаю, что назначение ему пенициллина в дозе 500 тысяч единиц четыре раза в сутки приведёт к выздоровлению. Вопросы по больному есть?
Обход ошарашенно молчал. Всеволод Викентьевич тонко улыбнулся.
– Увы, почему-то всегда так получается, что хороший врач- последний врач, – заметил он. – Я сожалею. Не будем задерживаться, товарищи. Мы только начали. Итак, кто следующий?
Закончив с этой палатой, начали выходить. Одевавшийся старикан окликнул Тихомирова.
– Профессор, а вы на фронте были?
Всеволод Викентьевич пожал плечами, обход дружно, освобождённо и ликующе расхохотался, и медики вышли в коридор. Назначение бензил-пенициллина натрия в указанной дозе, действительно, привело к выздоровлению. Уже через три дня скачки температуры прекратились, а через неделю волдырь на ноге побледнел и стал исчезать. Деда подержали ещё недельку, пока он не начал набирать массу тела, и выписали в «удовлетворительном состоянии».
Об этой истории, случившейся несколько лет назад, сильно помнили во всех клиниках.
На обходы Тихомирова сходились обычно не только сотрудники данного отделения и прикреплённые студенты, но и многие свободные хирурги, работающие в других клиниках. В палатах особенно тщательно прибирались, медперсонал обязан был одеть колпачки и застегнуть халаты, торопливо дописывались истории и наводился порядок в анализах. «Неясные» больные ожидали от сегодняшнего дня полной ясности, «ясные»– ясности окончательной.
(Советская пресса, октябрь 1986 года)
Ровно в 11.00 Всеволод Викентьевич
начал обход. Он двигался не спеша в непосредственном окружении «научных работников» – сотрудников возглавляемой им кафедры; за ними вышагивали заведующий отделением и палатные врачи; дальше свиту дополняли врачи-ординаторы и врачи-интерны, и по самому периметру сновали во множестве пытливые студенты- субординаторы. Так бороздит моря эскадра- в центре величественный авианосец, основная ударная сила; его охраняют ощетиненные орудийными стволами линкоры и тяжёлые крейсера; мористее рассекают волны острыми фортштевнями лёгкие крейсера и юркие эсминцы.Начали с мужской половины отделения. Самарцев, как доцент и второе лицо на кафедре, обязан был принимать участие в обходах шефа. Быстренько рассказав о атипичных и редких формах аппендицита, он прервал занятие с гинекологами и сказал, что те, кому интересно, могут принять участие в обходе, а кому – не очень, пойти в библиотеку и заняться самоподготовкой.
– Сегодня интересный обход, – пояснил он. – Будет больной с огнестрельным ранением брюшной полости. Очень дискутабельный случай…
«Интересующихся» оказалось только трое – Берестова, Винниченко и Кравцова, остальная группа, ликуя, помчалась в буфет, который только-только открылся. Огнестрельные ранения будущих гинекологов не вдохновляли.
Собственно, на обходе хотела присутствовать одна Берестова, которой всё тут было любопытно. Попав в мир хирургов, она стремилась побольше разузнать и пронаблюдать если не случаи, то характеры. Обе подружки пошли за ней больше за компанию и чтобы убить время.
Профессор подходил к каждому больному, которого ему подробно докладывали. Большинство больных было таких, у коек которых он не задерживался – выслушивал разъяснения палатного врача, кивал, улыбался, задавал один или два вопроса, снова кивал, снова улыбался и переходил к следующему. Возле некоторых Всеволод Викентьевич задерживался дольше. Там он что-то обычно объяснял или уточнял, иногда спорил с лечащим врачом и заведующим, брал и листал историю болезни, присаживался на кровать и сам пальпировал больному живот.