Сюаньминь, не вынеся ощущения, что он весь промок насквозь, начертил на руке заклинание, и всё его монашеское одеяние высохло в один миг, став безупречно белым. Он прошёл несколько шагов лугом и, склонившись, пальцем с не высохшей капелькой крови произвольно провёл по линии на лбах Каменного Чжана и Лу Няньци, затем коснулся трепещущей бумажной оболочки Цзян Шинина.
От бледного кровавого пятнышка очень скоро не осталось и следа.
— Я чувствую… как меня сушит пламя, — сказал Цзян Шинин осторожно.
— Заклинание чистых одежд, — объяснил Сюаньминь безразлично. Причина, по которой он провёл на них только по линии, а не вычертил заклинание целиком, заключалась именно в том, что в момент, когда начинало действовать, оно могло жечь, и он опасался, что для них это будет нестерпимо.
Цзян Шинин — тонкий листок — едва ли не в мгновение ока высох почти полностью. Он тут же расслабился и окончательно бесчувственно повис на листьях сухого тростника.
Сюэ Сянь оттянул ворот. Насквозь пропитавшаяся водой одежда плотно липла к коже, была тяжёлой и неприятной.
Он только собирался выпустить к коже сдерживаемый внутри жар, чтобы высушить мокрое платье, как увидел, что Сюаньминь, устроивший остальных, шагнул к нему.
Хотя белые монашеские одежды в глазах обычных людей были несколько зловещими, однако они в самом деле выглядели красиво: словно белый туман поздней ночью, подол легко скользил по сухой траве с камнями и тем не менее не собирал ни крупицы грязи.
Подойдя, Сюаньминь опустил взгляд, и Сюэ Сянь, сидя всё так же лениво, поднял лицо, равнодушно глядя на него.
Прежде, когда ждал на подворье, что он заговорит, Сюэ Сянь и сам едва не задохнулся, и если бы теперь ему снова пришлось ждать чего-то в таком не вполне ясном душевном состоянии, то его мозг стал бы пригоден только для разведения рыбок[112]
.— Не стой прямо перед чужим лицом, — сказал Сюэ Сянь без каких-либо эмоций.
Сюаньминь стоял, а он сидел, и если он не задирал голову и смотрел лишь просто перед собой, то только и видел, что руку Сюаньминя, висевшую вдоль тела.
Как раз когда он отвёл взгляд, больше не глядя на Сюаньминя, висевшая у него перед глазами рука вдруг пошевелилась.
Сюаньминь не склонился, лишь, глядя вниз, мягко приподнял согнутыми пальцами изящный подбородок Сюэ Сяня, заставляя его полуоткинуть голову, и палец в свежей крови опустился Сюэ Сяню на лоб.
Сюэ Сянь остолбенел от прикосновения и непроизвольно взглянул на руку Сюаньминя. Он не знал, не было ли это обманчивым ощущением, но почувствовал, что Сюаньминев большой палец с капелькой крови на миг замирал у его лица.
На мгновение ему показалось, что Сюаньминь вот-вот коснётся его щеки, но подушечка остановилась лишь едва-едва и поднялась выше, не легко и не сильно провела линию по середине его лба. Сюэ Сянь поднял взгляд. Сюаньминь со всё тем же безучастным видом, что напоминал о нетающих снегах, опускал спокойный взор на середину его лба, словно делал что-то как нельзя более обычное.
Сюэ Сянь не видел, как выглядит кровавый след у него на лбу, однако ощутил, что промокшее до нитки липкое платье стремительно высыхает.
— Наклониться разок стоило бы тебе жизни? — заговорил он лениво, поправив одежду.
Сюаньминь опустил руку и наконец посмотрел ему в глаза:
— Не поворачиваешься затылком к другим?
Сюэ Сянь растерял слова.
Ему прямо-таки хотелось впечатать булыжник, на который он облокотился, в лицо этому Святоше:
— Я бы с радостью, ты меня остановишь? Катись отсюда!
Сам Сюаньминь привык редко испытывать переживания, и, прожив так много лет, он никогда не вникал и в чувства других тоже. Сюэ Сянь же менял настрой ещё быстрее, чем перелистывал страницы в книге: в одно мгновение он был прилипчив, в следующее — прогонял. Для Сюаньминя это было всё равно, что для человека, который никогда не ходил дорогой, занести ногу и обнаружить, что он должен пройти по воде; разрыв был действительно слегка огромным.
Сюэ Сянь похлопал по камню, поторапливая с уходом, и увидел, как этот Святоша посмотрел на него мгновение, а затем и правда прислушался к доброму совету и покатился прочь. Внезапно он ощутил лишь, как сердцем хлынула древняя кровь, точно стоит ему открыть рот, и он заблюёт ею всё лицо этому Святоше.
Просушившись полностью, Цзян Шинин соскользнул с пожухлого тростника и вновь принял человеческий облик. Едва обернувшись, он увидел почерневшее лицо Сюэ Сяня.
— Что с твоим выражением? — Цзян Шинин призадумался и сказал: — Потратил силы и снова голоден?
Сюэ Сянь согласно хмыкнул и произнёс тихо:
— Даже зубы чешутся, так хочу есть людей.
Цзян Шинин весьма обеспокоенно взглянул на Каменного Чжана и Лу Няньци.
Сюаньминь, однако, вовсе не ушёл на самом деле далеко. Он лишь небрежно собрал засохшие ветки с опавшей листвой в кучку между Каменным Чжаном и Лу Няньци, просушил её и, чиркнув спичкой, развёл огонь, чтобы старый и молодой, двое слабых телом, не замёрзли насмерть, пока высыхает их одежда.
Когда костёр хорошо разгорелся, Сюаньминь вернулся, снова встав возле Сюэ Сяня.
— Что на этот раз? — посмотрел исподлобья тот.