Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Улица Ломэй[80] была самой цветущей в уезде Волун. Поскольку в домах, среди которых встречались и здания на несколько этажей, по обе стороны улицы было высажено множество красных слив, когда наступала зима и особенно когда случались снежные дни, тёмно-красные сливовые лепестки опадали в чистый снег, украшая мелкой россыпью всю улицу. Эту картину считали лучшей в уезде Волун, по-настоящему прекрасной. Так и появилось название — улица Ломэй.

Здесь были постоялые дворы, ломбарды, харчевни, рестораны и, конечно, немало всего прочего. Одних только лавок с шелками было не меньше трёх, а то и все пять, они теснились между лавок с косметикой и украшениями.

Сюэ Сянь был привередлив. Обвиваясь вокруг запястья Сюаньминя, он не хотел ни чтобы его видели проходящие мимо люди, ни чтобы всё лицо ему закрывал рукав, и настаивал, чтобы Сюаньминь приподнял широкий край, аккурат чтобы наружу показались глаза. Немного погодя своей вознёй он сбрасывал рукав и заставлял Сюаньминя поднять тот снова.

Что же дурного в том, чтобы идти себе и всю дорогу приподнимать рукав?

Поначалу Сюаньминь ещё прислушивался к его словам, но затем он становился всё беспокойнее, Сюаньминь окинул его быстрым взглядом и попросту тряхнул рукавом, полностью укрыв. И как бы он ни безобразничал на запястье, Сюаньминь больше не выпускал его.

На мгновение Сюэ Сянь вытянулся в темноте как труп и, не подавая ни звука, отметил каждый палец оттиском зубов; начав с большого, он докусал до мизинца и в итоге откровенно вцепился в него, не выпуская изо рта.

Сюаньминь пошевелил мизинцем несколько раз, но, видя, что это ничего не дало, просто пошёл дальше, словно бы кусали не его.

Если говорить о том, насколько зол был Сюэ Сянь на самом деле, начистоту, то он не был разгневан. Он и впрямь имел дурной нрав, на каждом шагу готов был взлететь к Небесам, привык вести себя дерзко и заносчиво, потому по любому поводу высказывался открыто и без тени раздумий. Однако это вовсе не значило, что его действительно мог вывести из себя даже пустяк, яйца выеденного не стоящий.

Он бесчинствовал так просто потому, что хотел подокучать Сюаньминю.

Изначально оттого, что Сюаньминь поймал его, заставив чувствовать себя так, точно всё его былое величие смели подчистую; он негодовал. Бесчинствовал-бесчинствовал — и привык, как будто если не донимал Сюаньминя, то весь чувствовал себя неуютно. Пусть даже они несколько раз преодолели опасности вместе и возмущение, что он испытывал в самом начале, давно уже рассеялось как дым, он по-прежнему не мог удержаться, чтобы не подначить время от времени.

Пожалуй, потому, что Сюаньминь был чрезмерно холодным и спокойным, а Сюэ Сянь прежде не встречал никого, кто был бы таким же; вот он и хотел встряхнуть Сюаньминя, хотел взглянуть, каков этот Святоша в миг, когда теряет спокойствие и равнодушие.

Вероятно, всё дело было в том, что он изнывал от скуки, потому и хотел потешаться над этим Святошей… Так Сюэ Сянь думал.

На самом деле даже такое случайное и поверхностное, как касание стрекозы к водной глади, размышление над мотивами своих поступков для этого Старейшего было сродни поднятию целины. В общем, это произошло либо от нечего делать, либо от жестокого голода.

Сюэ Сянь ощутил, что голоден, лениво свесил голову, наблюдая, как кончик его хвоста слегка покачивается в такт шагам Сюаньминя, и сказал:

— Святоша, ты всё ещё должен мне обед.

Сюаньминь не имел причуды разговаривать с самим собой посреди улицы, потому не обращал на него внимания.

Кто мог знать, что это злобное создание ослабит хватку на его мизинце, пустит в дело лапы, поднимется на несколько шагов вдоль запястья, намереваясь так заползти по руке к самому воротнику, и скажет, карабкаясь:

— Не слышишь? Тогда я буду говорить прямо тебе в ухо.

Сюаньминь молчал.

Когти Сюэ Сяня, как и чешуя, стали значительно мягче, и от его ползания рука Сюаньминя ничуть не болела, зато несколько зудела. Пока он не двигался, было терпимо, но как только начинал шевелиться… Словом, это очень раздражало.

Сюаньминь тут же нахмурился, пальцы, скрытые рукавом, дёрнулись, сжали хвост этого непослушного злобного создания и потянули его обратно.

Сюэ Сянь сощурился, обеими лапами уцепился в кожу на предплечье Сюаньминя, и пока его стащили, кончики его когтей протянули ряд линий.

Морщинка между бровей Сюаньминя стала глубже, и он всё-таки ответил пресно:

— Когда я задолжал?

Прохожий, что как раз шёл мимо, взглянул на него со странным выражением лица, должно быть, считая, что этот буддийский монах, разговаривающий сам с собой, слегка ненормальный. Однако, поразглядывав немного, он, напуганный ледяным характером Сюаньминя, поспешно опустил взгляд и ушёл прочь.

Сюэ Сянь припомнил тот случай весьма возмущённо: