Медуза

– Еще… у тебя зеленые глаза?

– Нет, – ответила я, – карие.

– Знаю, что у тебя красивый рот.

Я ничего не ответила, кожу покалывало от удовольствия и страха, а Персей все не останавливался:

– Посмотреть бы на тебя хотя бы несколько секунд, это стоило бы всех тех недель, что я провел в море…

– Думаю, тебе стоит продолжить свой рассказ, – произнесла я, наконец отпуская Дафну.

Он рассмеялся.

– Хорошо. Можешь не верить мне, но к пятнадцати годам я стал просто невыносимым. Был всеобщим любимчиком.

Я подумала о жителях своей деревни – как их восхищение мной превратилось в ненависть.

– Тебе говорили, что ты красив, и при этом никто не наказал тебя за это? – спросила я. – Звучит ужасно.

– Жизнь удалась, – ответил он. – Мы с мамой были в безопасности. У меня появилась девушка.

Каллисто взметнулась с моей головы, словно хотела ударить Персея. Я крепко прижала ее к скале, чувствуя, как ее негодование пульсирует в моей ладони. Я пыталась игнорировать это: нелепо негодовать – будь ты змея или простой смертный, – потому что Персей имел право на собственную жизнь.

– Девушка? – поинтересовалась я.

– Ее звали Дриана.

– Вы все еще вместе?

– Были, когда я ушел. Мы ссорились из-за моего отплытия. Она не хотела, чтобы я уходил, но мне пришлось.

– А сейчас?

– Я не знаю.

– Почему ты не знаешь? – Я услышала, как он заерзал на камнях. – Зачем ты тогда хочешь увидеть мой красивый рот, если у тебя уже есть девушка?

– Это было не всерьез, Мерина.

– Понятно.

– Наверное, она забыла меня. Я слишком долго отсутствовал.

– Как долго ты был вдали от Серифоса?

– Несколько месяцев. У меня не было выбора. Царь Полидект – это другая жизнь, Мерина. Потому что встреча с тобой… изменила меня.

– И меня тоже, – прошептала я себе под нос.

– Но Дриана милая, – добавил Персей, – она бы тебе понравилась.

Милая. Я задумалась, называли ли меня когда-нибудь милой и хотелось ли мне этого. Я воображала вселенную, в которой мне могла бы понравиться Дриана, но, боюсь, я слишком мелочна, чтобы у меня это получилось. Дриана держала в своей руке руку Персея, его губы касались ее губ! Дни, проведенные вместе, в оливковых рощах, наверное, под ласковым, а не палящим солнцем, как на моем бесплодном острове. Я представляла, как они обедают в каком-нибудь превосходном серифосском заведении, шепчутся друг с другом при свечах, замечают лишь друг друга, их сердцам безопасно быть вместе.

Я хотела того же самого для себя. Даже теперь, даже после всего произошедшего со мной мне хотелось задать один вопрос: «Она хорошенькая?»

Ой, скорее всего, она прекрасна, как Афродита.

Я презирала себя. «Ладно тебе, Медуза. Не задавай глупых вопросов».

– Уверена, что мы бы поладили, – сказала я сдавленным голосом.

– Около года назад, – продолжал Персей, – что-то изменилось.

– Между тобой и Дрианой?

– Нет. Царь Полидект пожелал взять мою маму в жены. Но мама хотела держаться как можно дальше от этого подонка.

Пока Персей говорил, из его голоса испарилась детскость, как туман на рассвете в предгорьях.

Я закрыла глаза. У Данаи было две причины для гнева: она сбежала от одного царя только для того, чтобы попасть в руки другого. Мне хотелось протянуть ей руку через океан и сказать: «Я знаю, каково это!» Был ли это гнев Данаи, который заставил Зевса и Полидекта «заметить» ее? Или это ее стремление к внешнему миру, вырвавшееся из сердца? Возможно, дело было в одиночестве или красоте? Подозреваю, что Даная вообще ничего не делала.

– Моя мама ненавидит Полидекта, – сказал Персей, – я тоже. Он скучный и грубый, но считает себя интересным. Он перебивал маму каждый раз, когда она говорила. И от него воняло. Почему он никогда не пользовался духами? – вдруг крикнул Персей в небо, как будто оно могло ответить.

Думаю, отсутствие духов беспокоило Данаю меньше всего, но ярость иногда принимает странные формы, поэтому промолчала.

– Она пыталась высмеять это, сказала, что так будет безопаснее. Притворялась, что это шутка. Сказала, что надо закидать его персиками, тогда от него будет приятнее пахнуть, – поделился Персей. – Но мы, конечно, никогда не осмелились бы. Мы никогда этого не сделали. Недели шли, его внимание становилось более назойливым. Полидект загонял ее в угол, чтобы «поболтать». «Ты бедна, а я богат, – говорил Полидект. – Я царь. Ты же понимаешь, что есть смысл выйти за меня замуж».

– Какой мерзкий. И глупый.

– Он чудовище.

– Точно, – подтвердила я, желая, чтобы Персей не употреблял это слово.

– Мама отказала Полидекту, но это, похоже, не имело никакого значения. Чем дольше Полидект преследовал ее, тем сильнее становилось его желание. Он говорил, что мама строит из себя недотрогу. И обвинял ее в том, что из-за ее игнорирования он отчаялся.

– Понимаешь? – сказала я. – Невозможно просто не замечать этих мужчин. Им не нравится, когда их игнорируют.

– Я знаю, – ответил Персей. – Она перестала выходить на улицу, а он продолжал посылать к ней гонцов. Потом у нее пропал аппетит, и я не знал, что делать.