Мне не нужно представлять, что чувствовала Даная. Ее личное пространство, маленький клочок земли под ногами, принадлежавший ей, дюйм за дюймом отнимал такой человек, как Полидект. Мне это слишком знакомо.
– Я пытался помочь, – говорил Персей. – Но мама возражала, не хотела, чтобы я вмешивался. Сказала, это ее проблема. Но, конечно же, это было и моей проблемой.
– Вообще-то, Персей, это проблема царя Полидекта.
– Ты права. Но он не собирался останавливаться. И я сообщил маме, что решу эту проблему. Мама говорила, что знает, как устроен мир, и хочет, чтобы я сохранил последние остатки своего детства. Она попросила меня держаться от всего этого как можно дальше.
– Она кажется замечательной мамой.
– Так и есть, и я скучаю по ней.
– Тогда ты должен вернуться и повидаться с ней, Персей.
– Мерина, я не могу! В этом и проблема. – Я слышала, как голос Персея дрогнул от горя. – Я не могу вернуться, пока не принесу… кое-что.
– Что именно?
– Скоро расскажу. Итак: Полидект оказался прав насчет того, что у мамы нет денег. Нас вынесло в деревянном сундуке семнадцать лет назад, и до сих пор мы не обзавелись ни пенни. Деньги стали бы единственным щитом, на который могла надеяться женщина в ее обстоятельствах. Если бы у нее были деньги, она могла бы нанять телохранителя или избежать суда. Но мы на мели.
– Что же ты сделал?
– В конце концов мама призналась, что у нее есть еще одна валюта – я: она знала, что я хочу помочь. После особо неприятного сообщения от Полидекта мама впала в отчаяние. Она согласилась, чтобы я поговорил с ним.
Голос Персея стал хриплым. Я знала, что добром это не кончится.
– И… ты поговорил с ним? – спросила я.
– Не сразу. Сначала мне нужно было привести себя в форму. И я начал тренироваться.
– Ох, Персей.
– Мерина, послушай. Ты не единственная, кому пришлось вести себя по-разному наедине с собой и на публике. Мама учила меня: чтобы столкнуться с таким животным, как Полидект, придется надеть маску, уподобиться ему, поэтому я подкачался. И когда я стал сильнее, то мир как будто открылся для меня. Это был мир, о котором я не знал.
– Что ты имеешь в виду?
– Все думали, что я буду вести себя как силач, как герой. Все стали уступать мне дорогу.
– Об этом я и говорила! Жизнь другая, если ты мужчина…
– Я знаю, но мне пришлось стать для мамы стеной. Она ненавидела это, и я тоже. Но такое поведение приносило свои плоды. И я начал подыгрывать: нехотя общался с обслугой, но никто не возражал. Хвастался своей доблестью, силой, и все верили мне. Даже уважали меня. Я никогда не участвовал в боях, никогда не убивал, но люди думали, что я говорю правду. Все считали, что я сила, с которой надо считаться. А я обычный мальчик из дыма и зеркал. Я танцевал с придворными дамами, но на самом деле я… я…
– Что ты?
– Я девственник.
Я подумала о Дриане. Возможно, ужинов при свечах у оливковых рощ было не так уж и много. Не знаю почему, но мне стало грустно от этой мысли.
– Нет ничего плохого в том, чтобы быть девственником, – сказала я.
– Я знаю, Мерина, – ответил он, – и не в этом суть моего рассказа.
Туше!
– Все было ложью. Я сам оказался ложью. – Персей остановился. – Клянусь Аидом и не могу поверить, что признаюсь тебе в этом. Я никогда прежде не говорил об этом.
– Я рада, что ты рассказал мне все, – сказала я. – Понимаю тебя. Когда я с тобой, Персей, то чувствую, что… становлюсь ближе к себе настоящей.
Мне хотелось выпрыгнуть из-за скалы и – «Что потом, Медуза? Он увидит твоих змей и убежит. Горе тебе…» Вместо этого я прижалась к скале и закрыла глаза, представляя себе Персея – новоиспеченного мужчину, ухмылявшегося сквозь свою маску серифосским девушкам.
– Так это сработало? – спросила я. – Ты заставил Полидекта оставить твою мать в покое?
– В каком-то смысле. Конечно же, настал день противостояния. Полидект попытался оттолкнуть меня в сторону, но я пригрозил ему, что если хоть волос упадет с головы моей матери, я убью его. Я угрожал королю, а за это положена смертная казнь.
– Смело.
– Или глупо. Но я готов сделать что угодно ради своей мамы. К моему удивлению, угроза сработала. Полидект отступил. Он выглядел по-настоящему испуганным. И я открыл секрет, о котором уже знала моя мама. Полидект никогда не примет отказа женщины, но другое дело, если этого потребует мужчина. Даже если этот мужчина все еще чувствовал себя дрожащим мальчиком.
Он замолчал. Над нашими головами летали чайки. Мы разговаривали несколько часов. Сгущались сумерки, небо становилось бледно-лиловым, и я почувствовала близость с Персеем – ощутила, как тяжело ему было рассказывать свою историю. Как же мне повезло услышать его исповедь.
– Тебе нужно ненадолго прерваться, – попросила я. – Мне очень жаль, но мои сестры…
– Но я не объяснил, почему я…
– Уже закат, Персей!
– И что?
– Скоро вернутся мои сестры.
– Почему ты так боишься моей встречи с твоими сестрами? Я до сих пор не рассказал тебе, почему мне пришлось покинуть Серифос…
– У них есть крылья, – выпалила я.
Вокруг нас царила настолько откровенная атмосфера – уютная, близкая, что слова вырвались до того, как я успела задуматься о последствиях.