Мэйдзин

Как и сказал седьмой дан, 101-й ход черных был совершенно очевиден. Партия уже вошла в финальную стадию ёсэ, когда черные атаковали мойо белых в правом нижнем углу, и поэтому Отакэ не мог ходить иначе. Конечно, вместо тоби на 18–13 он мог бы сделать ноби на 18–12, однако различия между ними не столь велики, чтобы думать над ходом так долго.

Почему седьмой дан не сделал ход раньше? Пока я устало наблюдал за течением партии, в голову приходили странные мысли и сомнения. Стал бы он так делать нарочно? Может, это была часть спектакля, игра напоказ? У моей недоверчивости имелись основания. Ведь игру возобновили после трех месяцев перерыва. Разве седьмой дан Отакэ не мог обдумать игру за это время? К сотому ходу игра велась почти вплотную. Конечно, в ёсэ еще оставалось место для больших ходов, но они вряд ли бы предопределили исход партии. Можно было бы продумывать разные тактики и бесконечно изучать партию. Но седьмой дан наверняка размышлял над игрой в течение всех этих месяцев. Целых три месяца, чтобы обдумать 101-й ход черных. И сейчас он наверняка потратил три с половиной часа, чтобы скрыть три месяца раздумий. И распорядителям, и мне это показалось весьма подозрительным и наводило на нехорошие мысли. И даже мэйдзин сказал, когда седьмой дан Отакэ поставил камень:

– Какое терпение!

Мэйдзин практически никогда не говорил ничего о противнике во время игры за титул, хотя в тренировочных партиях вел себя иначе.

Кстати, четвертый дан Ясунага, который был близок и к мэйдзину, и седьмому дану Отакэ, сказал:

– Вряд ли и мэйдзин, и Отакэ во время перерыва размышляли над ходом партии. Седьмой дан большой педант и вряд ли бы стал думать над ходами, пока мэйдзин болел.

Возможно, так и было. А может, за три с половиной часа седьмой дан не столько думал над ходом, столько пытался вжиться в игру, вспомнить ее, обдумать положение сторон и планы на будущее.

12

С отложенными ходами мэйдзин тоже столкнулся в первый раз. На второй день игры из сейфа «Коёкана» вытащили конверт и оба игрока в присутствии секретаря «Нихон Киин» убедились, что печати целы. Затем игрок, который откладывал ход, показывал запись противнику и ставил камень на доску. В Хаконэ и Ито процедура проходила точно так же. Другими словами, отложенным являлся тот последний ход, которого не видел противник.

В играх, продолжавшихся несколько дней, существовала давняя традиция делать последний ход черными в знак уважения к более опытному игроку, который обычно играл белыми. Однако это давало и преимущество, поэтому, чтобы сгладить несправедливость, партию вели, допустим, до пяти вечера, и отложенный ход делал тот игрок, чья очередь ходить настала. Затем эту идею улучшили и принялись записывать ходы. Изначально запись отложенных ходов появилась в сёги. Суть заключалась в том, чтобы избавиться от несправедливого положения, когда игрок, который должен был ходить первым после начала игрового дня, мог видеть последний ход соперника и обдумывать его все время перерыва, порой даже в несколько дней, без какого-либо ограничения.

Можно даже сказать, что мэйдзин в прощальной партии пострадал от современной рациональности: свода запутанных правил, утраты чувства прекрасного в го, отсутствия почтения к старшим и взаимоуважения. Го как путь, как искусство – лишилось традиционной красоты Японии и Востока и превратилось в сплошные расчеты и правила. Ранги и звания, определяющие всю жизнь игрока, теперь основываются на тщательнейшей системе подсчета заработанных баллов; партии играют только ради победы любой ценой, поэтому места очарованию и изяществу в го больше нет. Даже игра с мэйдзином проводилась по-современному и на максимально честных условиях. Вины седьмого дана Отакэ тут не было. Го сделалось спортом, состязанием, и вероятно, этого следовало ожидать.

За три десятка лет мэйдзин Хонъимбо Сюсай никогда не играл черными[39]. Он был первым и единственным и не терпел конкуренции. За эти годы никто из молодых игроков не достиг восьмого дана. Он победил всех соперников и не оставил наследника. Даже сейчас, через десять лет после его смерти, непонятно, как разыгрывать титул мэйдзина, возможно – потому, что имя мэйдзина Сюсая до сих пор что-то значит. Само звание «мэйдзин», за которым стояла почтенная традиция игры в го как пути и искусства, потеряло смысл вместе с его кончиной.

В сёги, где мэйдзин определяется по итогам турнира, этот титул означал превосходство, а сопутствующее уважение было переходящим знаменем, товаром для организаторов партий. Конечно, можно сказать, что мэйдзин продал свою последнюю партию газете за большой гонорар и играл не столько по желанию, сколько по принуждению. Да и саму систему, при которой звание мэйдзина отдается лишь одному игроку вплоть до самой смерти, как и во многих традиционных японских искусствах, где господствуют даны и кю, было бы справедливо назвать пережитком феодализма. И наверное, если бы мэйдзину Сюсаю приходилось защищать титул каждый год, как это делают в сёги, то он бы наверняка умер куда раньше.