– Да, после нашей поездки на озеро вдруг стало жарко, – ответил судья, шестой дан Онода. Он только что приехал из Токио. Поездка на озеро состоялась 17-го, когда мэйдзин, седьмой дан Отакэ и шестой дан Онода отправились рыбачить на озеро Асиноко.
После долгих размышлений седьмой дан сыграл 59-й ход. Следующие три хода словно отражали друг друга. Теперь верх доски был временно разыгран. Дальше черным пришлось бы подумать над выбором хода, но седьмой дан ушел вниз и почти сразу же сыграл 63-й ход. Возможно, он обдумал его заранее, и после разведки в мойо белых внизу затем вернулся наверх, чтобы атаковать. Такова была острая и своеобразная манера его игры. Камни с нетерпеливым стуком выстраивались на доске.
– Стало посвежее. – Седьмой дан поднялся. Он снял хакама в коридоре, и когда вернулся, они оказались надеты задом наперед. – Ну вот, вместо хакама надел макаха. – Он переоделся, умело завязал шнурок крест-накрест, а затем снова вышел, теперь в уборную. Вернувшись и усердно вытирая запотевшие очки полотенцем, он сказал:
– За доской жарче всего.
Мэйдзин ел сиратама со льдом[45]. Наступило три часа пополудни. 63-й ход черных оказался для мэйдзина неожиданным, и он двадцать минут обдумывал ответ.
Во время игры седьмой дан часто отлучался по нужде, как и предупредил мэйдзина в первый день игры в «Коёкане», но в прошлую встречу, 16 июля, он отходил так часто, что мэйдзин удивленно спросил:
– Вы здоровы?
– Почки шалят, неврастения… Когда я думаю, мне хочется ходить.
– Не стоит вам пить столько чая.
– Не стоит, конечно. Но когда я думаю, мне хочется пить чай, – и седьмой дан снова встал и извинился.
Эта особенность седьмого дана стала прекрасной пищей для колонок со сплетнями и карикатур в журналах, посвященных го. Кто-то даже написал, что за одну партию седьмой дан проходит расстояние, примерно равное дороге от Токио до Мисимы по тракту Токайдо.
16
По окончании дня игроки подсчитывали ходы и потраченное время. Мэйдзину требовалось время, чтобы осознать, что происходило.
16 июля партия кончилась в половину пятого отложенным 43-м ходом черных, и когда мэйдзину сказали, что за сегодня сыграли шестнадцать ходов, он недоуменно переспросил:
– Шестнадцать? Так много?
Девушка, которая вела записи, повторила для мэйдзина, что за сегодня было сыграно шестнадцать ходов: от 28-го хода белых до отложенного 43-го хода черных. Седьмой дан объяснил, как так получилось. Партия только начиналась, и на доске стояли всего сорок два камня. Любой мог понять это с первого взгляда. И все же мэйдзин, кажется, до конца не осознавал положение, несмотря на все объяснения. Он тщательно пересчитал все камни, а потом непонимающе сказал:
– Давайте повторим ходы.
Вместе с Отакэ они забрали все камни, выставленные за день, и снова принялись расставлять их на доске:
– Первый ход.
– Второй ход.
– Третий ход.
И так далее, пока не были выставлены все.
– Шестнадцать… Неплохо сыграли, – рассеянно проговорил мэйдзин.
– Вы играете быстро, сэнсэй, – сказал седьмой дан.
– Нет же, – возразил мэйдзин.
Мэйдзин с отсутствующим видом сидел за доской и, кажется, не хотел уходить. Остальные не могли уйти раньше. Некоторое время спустя шестой дан Онода сказал:
– Не пора ли вам сменить обстановку?
– Может, в сёги? – проговорил мэйдзин, будто очнулся.
В его заметной рассеянности и задумчивости не было никакого притворства.
Шестнадцать ходов, сыгранные в тот день, вряд ли требовали дотошного подсчета – ведь игрок всегда думает о партии, даже когда ест или спит. Может, здесь проявилась аккуратность или дотошность старого мэйдзина – нежелание успокаиваться, пока он сам не выставит все камни. А может, в этом была его непрактичность. Но даже здесь угадывалась натура человека одинокого, не очень счастливого.
Прошло еще четыре дня, и на пятой встрече, 21 июля, были сыграны 22 хода – от 44-го хода белых до отложенного 65-го хода черных.
В конце игры мэйдзин спросил у записывавшей ходы девушки:
– Сколько я сегодня думал над ходами?
– Один час и двадцать девять минут.
– Так долго?
Мэйдзин пришел в замешательство. Это было неожиданно. В тот день на одиннадцать ходов он потратил всего на шесть минут меньше, чем седьмой дан со своим 1 часом и 35 минутами на один 59-й ход черных. И тем не менее он считал, что играет быстрее.
– Вы не так много думали… Вы играете весьма быстро, – сказал седьмой дан.
Мэйдзин повернулся к девушке, которая записывала ходы.
– Сколько времени ушло на боси[46]?
– Шестнадцать минут, – ответила та.
– Буцукари[47]?
– Двадцать.
Седьмой дан вмешался:
– Цунаги[48] было долгим.
– 58-й ход белых, – девушка посмотрела на записи, – тридцать пять минут.
Мэйдзин растерянно взял у девушки таблицу со временем и стал ее рассматривать.
После игры я, как любитель принять ванну, сразу же шел в баню. Тем днем почти сразу же я встретил там Отакэ.
– Вы сегодня много сыграли, – сказал я.
– Сэнсэй думает быстро, ходит удачно, и обыграть его невозможно. Исход, считай, предрешен, – рассмеялся седьмой дан.