Мэйдзин

Он еще некоторое время сидел в передней с Кумэ и остальными и рассказывал о прошлом – о детстве, поездке в Кобэ, военных кораблях на морском параде и первой электрической лампочке.

– Мне запретили играть в бильярд из-за болезни. Но в сёги немного поиграть можно. Пойдем? – Он с улыбкой поднялся.

Наверное, «немногим» бы дело не ограничилось. Кумэ сказал мэйдзину, который уже объявил игру:

– Может, сыграем в мацзян? Там можно не думать.

На обед мэйдзин довольствовался только маринованными сливами и кашей.

24

Очевидно, редактор Кумэ приехал потому, что вести о болезни мэйдзина дошли до Токио. Прибыл и ученик мэйдзина, шестой дан Маэда Нобуаки. Оба судьи, шестой дан Онода и шестой дан Ивамото, также присутствовали на встрече 5 августа. Мэйдзин Такаги, игрок в рэндзю, нанес визит по пути, а игрок в сёги восьмого дана Дои пришел в гости из Мияноситы. Людей становилось все больше, как, собственно, и игр.

Мэйдзин последовал совету и теперь вместо сёги играл в мацзян. Его противниками, кроме Кумэ, стали шестой дан Ивамото и журналист Сунада. И хотя они трое играли трепетно-боязливо, с величайшей осторожностью, мэйдзин погрузился в игру и очень долго обдумывал каждый ход.

– У тебя опять будут отеки, если будешь столько думать, – взволнованно шептала супруга ему на ухо, но тот будто не слышал.

Рядом мэйдзин Такаги Ракудзан показывал мне, как играть в передвижное рэндзю. Мало того, что он умело играл в разные игры, так еще придумывал новые и мог оживить любую обстановку. От него я узнал об идее головоломки хакоири-мусумэ[54].

После ужина мэйдзин вместе с секретарем Яватой и журналистом Гои играли до ночи в нинуки.

Днем шестой дан Маэда после небольшого разговора с супругой мэйдзина покинул гостиницу. Поскольку он был учеником мэйдзина и мужем младшей сестры седьмого дана, то во избежание кривотолков он не встречался с ними. К тому же Маэда наверняка хорошо помнил слухи о том, что якобы он придумал легендарный 160-й ход белых в партии мэйдзина против Го Сэйгэна.

Утром 6 августа благодаря посредничеству «Нити-нити симбун» из Токио приехал доктор Кавасима, чтобы осмотреть мэйдзина. Он обнаружил у мэйдзина недостаточность аортального клапана.

Как только осмотр закончился, мэйдзин снова принялся играть в сёги, сидя на кровати. Теперь его напарником стал шестой дан Онода, и в этот раз мэйдзин играл, не переворачивая серебро[55]. Затем мэйдзин Такаги и шестой дан Онода играли в чанги[56], а мэйдзин Сюсай, опираясь на подлокотники, смотрел на них.

– Может, в мацзян? – вдруг предложил он совершенно неожиданно. Однако я не умел толком играть в мацзян, поэтому игроков не хватало.

– А Кумэ-сан? – спросил мэйдзин.

– Он проводит доктора и вернется в Токио.

– Ивамото?

– Тоже ушел.

– Ушел? – бессильно сказал мэйдзин. От его слов повеяло одиночеством.

Я тоже отправился в Каруидзаву.

25

Доктор Кавасима из Токио и доктор Окасима из Мияноситы после совещания с представителями газеты и «Нихон Киин» объявили, что партию можно продолжать, как этого и хотел мэйдзин. Но чтобы он меньше уставал, вместо пяти часов каждый пятый день следовало играть по два с половиной часа раз в три-четыре дня. Также они решили проводить осмотр мэйдзина до и после каждой встречи.

Конечно, это была уже крайняя мера, чтобы сократить число оставшихся встреч, избавить мэйдзина от лишних забот и доиграть, наконец, партию. Два-три месяца на горячих источниках для партии в го могли показаться огромной роскошью, но запрет покидать место игры, так называемая «консервная банка», как раз и приводил к тому, что игроки оказывались взаперти вместе с доской для го. Если бы за четыре дня перерыва им дозволялось вернуться домой, то они могли бы отвлечься, успокоиться, отдохнуть. Но все это время они проводили в гостинице без права сменить обстановку. Два-три дня или даже неделя в «консервной банке» для шестидесятичетырехлетнего мэйдзина не вызвали бы вопросов, но слишком жестоко держать пожилого человека в таких условиях два или три месяца. Сейчас это общепринятое правило, но тогда никто не подумал, что оно не годится ни для мэйдзина, ни для столь длинной партии. Хотя сам мэйдзин мог считать эти замысловатые условия чем-то вроде триумфального венца.

Но не прошло и месяца, как он заболел.

Правила пришлось менять. Но для седьмого дана Отакэ это был вопрос жизни и смерти. Если мэйдзин не мог играть по правилам, установленным с самого начала, то оставалось лишь бросить игру. Но седьмой дан не осмеливался сказать об этом прямо и только повторял:

– Я не могу отдохнуть за три дня. А за два с половиной часа игры у меня не получается на нее настроиться.

И все-таки Отакэ уступил, но оказался в трудном положении – ему пришлось играть с пожилым и не совсем здоровым противником.