– А у мэйдзина сёги Кимуры какой ранг в го?
– Первый дан. Недавно он стал играть лучше.
Седьмой дан, продолжая игру, стал напевать:
– Тяття-тяття-тяття-тя.
Мэйдзин подхватил:
– Тяття-тяття-тяття-тя.
Для него это было непривычно. Его ладья перевернулась, и теперь у него появилось преимущество.
Мэйдзин очень веселился во время партии в сёги, но из-за болезни все его игры приобрели зловещий оттенок. Даже после 10 августа ему требовалось играть, чтобы отвлечься. Его будни очень походили на адские пытки.
Следующая встреча была назначена на 14 августа. Мэйдзин очевидно ослаб, стал сильнее мучиться от болей, поэтому врачи запретили ему играть, распорядители отговаривали его, а газетчики стали готовиться к худшему. 14-го числа мэйдзин сделал единственный ход, и партию прервали.
Игроки уселись, и каждый положил на колени чашу с камнями. Но для мэйдзина она показалась очень тяжелой. Затем игроки по очереди выставляли камни на доску. Другими словами, они восстанавливали положение камней на начало игры. Первое время мэйдзин еле удерживал камни, но движения его стали увереннее, а стук камней – отчетливее.
Он сидел неподвижно тридцать три минуты, обдумывая ход. Партию собрались отложить на 100-м ходу белых. Мэйдзин сказал:
– Я могу сыграть еще.
Наверное, он был в настроении. Распорядители громко перешептывались. Но обещания следовало придерживаться, и игру закончили на сегодня после единственного хода.
– Тогда… – Мэйдзин записал 100-й ход белых и посмотрел на доску.
– Благодарю вас, сэнсэй, за игру, и берегите себя, – сказал седьмой дан Отакэ, но мэйдзин лишь хмыкнул, и вместо него ответила супруга.
Отакэ спросил у девушки, которая записывала ходы:
– Сто ходов? А какая это встреча? Десятая?.. Две в Токио, восемь в Хаконэ. Сто ходов за десять встреч. Итого в среднем по десять ходов за встречу.
Затем я зашел к мэйдзину, чтобы попрощаться, но он неподвижно смотрел в ночное небо.
Из Хаконэ его сразу же хотели отправить в больницу Святого Луки в токийском районе Цукидзи, но похоже, он вряд ли бы осилил поездку на транспорте в ближайшие несколько дней.
28
В конце июля моя семья переехала в Каруидзаву, и ради игры мне приходилось ездить туда из Хаконэ и обратно. Путь в одну сторону занимал семь часов, поэтому я выезжал со своей горной дачи за день до. На обратном пути я ночевал либо в Хаконэ, либо в Токио. Каждая поездка занимала три дня. Встречи устраивались раз в пять дней, и по возвращении в Каруидзаву мне предстояло написать спортивный репортаж за оставшиеся два дня отдыха. В это дождливое лето я совершенно вымотался. Наверное, следовало бы расположиться в Хаконэ, где шла партия, но каждый раз я спешно обедал и мчался домой.
Мне было трудно писать о мэйдзине и седьмом дане, когда я находился с ними в одной гостинице. Даже оставаясь в Хаконэ, я порой ездил ночевать то в Мияноситу, то в Тоносаву. Как-то неудобно было писать об игроках в репортаже и одновременно жить с ними в одной гостинице. Поскольку я писал о партии, устроенной газетой, то, чтобы подхлестнуть популярность заметок у читателей, порой допускал разные словесные вольности. Вряд ли обыватели понимают все тонкости профессионального го, и на протяжении двух – двух с половиной месяцев газетных репортажей мне приходилось заполнять место описаниями выражений лиц и движений игроков. Я смотрел на них, а не на игру. Именно они были тут главными, а распорядители и журналисты выступали в роли статистов. Чтобы писать о го, в котором я и сам не очень разбирался, как о чем-то важном и почетном, мне ничего не оставалось, кроме как преклоняться перед участниками. И благодаря тому, что я забыл о себе и восхищался мэйдзином, я видел в го искусство, а не просто интересную партию.
В день приостановки игры из-за болезни мэйдзина я удрученно отправился в Каруидзаву. На станции Уэно я раскладывал багаж на полке, когда ко мне из-за пяти-шести рядов скамей вдруг подошел иностранец:
– Это доска для игры в го?
– Конечно. Вы хорошо осведомлены.
– У меня тоже есть. Это великое изобретение.
Походная металлическая доска с магнитными камнями го оказалась очень удобной для поезда. Однако, когда она закрыта, нельзя было понять, что это. Доска была очень легкая, и я носил ее с собой.
– Сыграем партию? Го – очень интересная игра, – сказал иностранец по-японски и спешно раскрыл доску на коленях. Высокий, с длинными ногами – разумеется, на его коленях держать доску было удобнее.
– У меня тринадцатый кю, – сказал он после небольшой паузы, будто подсчитывал. Он оказался американцем.