Механический ангел

Однако, увидев Уилла, испачканного в крови и пепле, Томас запретил ему садиться в экипаж и пошел за мокрой тряпкой. Прислонясь к дверце экипажа, Уилл наблюдал, как члены Конклава снуют, словно муравьи, по дому де Куинси. Наконец, Томас вернулся, и Уилл, что-то возмущенно проворчав, принялся чистить свой костюм. Томас, в свою очередь, облокотился на дверцу, и экипаж покачнулся под его весом.

Шарлотта всегда хвалила Томаса, когда тот тренировался вместе с Джемом и Уиллом. Из тощего, костлявого ребенка Томас превратился в такого крупного мужчину, что портные приходили в ужас, снимая с него мерки. Не будучи нефилимом, он, возможно, уступал Уиллу как боец, но чисто физической силой далеко превосходил его.

Уилл прекрасно помнил тот день, когда Томаса впервые привели в Институт. Мальчик родился в семье, много лет служившей нефилимам верой и правдой. Он появился на свет настолько слабым и хрупким, что казалось, долго он не протянет. Когда ему исполнилось двенадцать и его отослали в Институт, он выглядел от силы на девять. Уилл тогда потешался над Шарлоттой, решившей все-таки взять Томаса в услужение, но в глубине души он был рад, что в доме появится его ровесник, который сможет стать ему товарищем по играм. И они действительно подружились – насколько вообще возможна дружба между Сумеречным охотником и слугой, но как только в Институт приехал Джем, Уилл сразу позабыл о друге. Томас, впрочем, не затаил на него обиды и всегда обращался с Уиллом так же дружелюбно, как и со всеми.

– Вот смотрю я на это дело и кумекаю: черт знает что ведь творится, экую суматоху учинили, – а никто из соседей даже за ухом не почешет, – проговорил Томас, окидывая взглядом улицу.

Шарлотта всегда требовала, чтобы в стенах Института говорили «как положено», и у Томаса ист-эндский выговор то появлялся, то исчезал, в зависимости от того, помнил он о ее наставлениях или нет.

– Чары очень сильные, – пояснил Уилл, оттирая копоть с лица и шеи. – К тому же, сдается мне, на этой улице живет не так уж много простецов. Думаю, местные догадываются, что совать нос в дела Сумеречных охотников – себе дороже.

– А и верно, ты умеешь навести на людей жути, – согласился Томас так спокойно, что Уилл заподозрил, что тот над ним потешается. – Смотри, как бы глаз к завтрему не заплыл. Хоть сказал бы кому, пусть ираци тебе нарисуют.

– А может, я хочу себе фингал под глазом, – озорно усмехнулся Уилл.

Томас ухмыльнулся в ответ и вскочил на козлы. Уилл тем временем принялся тереть тряпкой руки и настолько увлекся, что не заметил, как к нему приближается Габриель Лайтвуд. Улыбка превосходства играла на его губах.

– Молодец, Эрондейл. Не у каждого бы получилось устроить такой пожар, – заметил Габриель. – И как удачно, что за тобой есть кому прибраться, – а не то в твоем пожаре сгорели бы все наши планы… вместе с ошметками твоей репутации.

– Ты что, намекаешь, что хоть какие-то ошметки репутации у меня все-таки есть? – с деланным ужасом поинтересовался Уилл. – Наверно, я что-то делаю плохо. Вернее, наоборот – делаю слишком мало плохого. – И с этими словами он ударил кулаком в дверцу экипажа. – Эй, Томас! Едем немедленно в ближайший бордель! Я жажду скандала и дурной компании.

Томас фыркнул и пробормотал что-то наподобие «какая чушь».

Габриель помрачнел:

– Есть в этом мире хоть что-нибудь, к чему ты относишься серьезно?

– Что-то не припомню такого.

– Знаешь, а ведь было время, когда я думал, что мы можем стать друзьями, Уилл, – задумчиво сказал Габриель.

– Знаешь, а ведь было время, когда я думал, будто я хорек, – эхом откликнулся Уилл. – Но оказалось, что это всего лишь опиумный бред. Ты знал, что от опиума такое бывает? Я-то не знал до этого случая.

– А я до этого случая, – подхватил Габриель, – полагал, что глупые шутки про опиум – не в твоем вкусе… учитывая, в какой ситуации находится твой приятель Карстерс.

Уилл заметно напрягся, но тон его оставался все таким же насмешливым:

– Ты имеешь в виду его болезнь?

Габриель растерянно моргнул:

– Что?

– А разве это не ты назвал его больным? Тогда, в Институте? Его «болезнь»… – Уилл отшвырнул пропитанную кровью тряпку. – И ты еще удивляешься, почему мы с тобой не стали друзьями.

– Я только хотел понять, – понизив голос, произнес Габриель, – есть ли надежда, что ты когда-нибудь решишь, что с тебя хватит.

– Чего именно?

– Есть ли надежда, что ты когда-нибудь начнешь вести себя как должно?

Уилл скрестил руки на груди, и глаза его опасно засверкали.

– Нет, Габриель, с меня не хватит никогда, – ответил он. – Кстати, именно это мне сказала твоя сестра, когда…

Внезапно дверца экипажа распахнулась, Наружу высунулась рука, ухватила Уилла за воротник и втащила его внутрь. Дверца захлопнулась, а Томас, выпрямившись на козлах, ударил кнутом. Экипаж покатил по ночной улице, а Габриелю только и оставалось, что проводить его яростным взглядом.

* * *