В конце концов, Тесс доплелась до узкой винтовой лестницы, спустилась на первый этаж Института, пересекла огромный вестибюль, освещенный колдовским светом, и вышла на широкое крыльцо. Там она уселась на нижней ступеньке и обхватила себя руками, задрожав от внезапного порыва ледяного ветра. Должно быть, днем шел дождь: ступени были влажными, а черные плиты внутреннего двора сверкали, как зеркала. Луна то и дело пряталась за стремительно несущимися по небу облаками, и в ее переменчивом свете тускло поблескивали огромные железные ворота.
– Я знаю, о чем вы думаете, – раздался голос у нее за спиной, такой тихий, что Тесс не сразу отличила его от шелеста листьев на ветру.
Девушка обернулась. В дверном проеме стоял Джем, и волосы его сверкали серебром в белых лучах колдовского света, лившегося из вестибюля, но лицо скрывала густая тень. В правой руке Джем держал свою трость – глаза дракона поблескивали, внимательно рассматривая Тесс.
– Сомневаюсь.
– Вы думаете: «Если эту сырую хмарь тут называют летом, какова же зима?» Вы не поверите! Зима – точно такая же. – Он спустился с крыльца и сел на ступеньку рядом с Тесс, хотя не слишком близко к ней. – Но весна здесь действительно хороша.
– Что, правда? – без всякого интереса спросила Тесс.
– Ну, не совсем. На самом деле весной здесь тоже туманно и сыро. – Джем покосился на Тесс. – Я слышал, как вы сказали, чтобы за вами не ходили. Но я так понял, что эти слова были обращены к Уиллу.
– Так и есть… – Тесс повернулась к нему лицом. – Не следовало мне все это говорить….
– Нет, вы имели на это полное право, – заверил ее Джем. – Мы, Сумеречные охотники, уже так давно варимся в собственном соку, что часто забываем посмотреть на ситуацию с другой точки зрения. Для нас любой вопрос сводится к тому, хорошо это для нефилимов или плохо. А задаться вопросом, хорошо это или плохо для всего мира, мы порой забываем.
– Я не хотела обижать Шарлотту.
– Шарлотта очень чувствительна ко всему, что происходит в стенах Института. Она женщина, и потому ей все время приходится бороться за то, чтобы голос ее услышали, – да и тогда ее здравый смысл нередко подвергают сомнению. Вы же слышали, что говорил Бенедикт Лайтвуд на заседании Конклава? Шарлотта понимает, что у нее нет права на ошибку.
– А у кого-то вообще есть такое право? И у кого-то из
– Иногда жизнь меняется так быстро, что сердце и разум просто не поспевают за переменами, – признал Джем. – И в такие времена, когда жизнь уже изменилась, а мы все еще тоскуем по прошлому, всем нам приходится нелегко. Но по собственному опыту могу сказать вам: вы привыкнете. Вы научитесь жить новой жизнью, и когда-нибудь даже вспомнить не сможете, как было все до того.
– Вы хотите сказать, что я привыкну к своему дару и к тому, что я – чародейка… или кто там я такая?
– Вы всегда были собой. В этом отношении ничего не изменилось. Так что нет – я хочу сказать, что вы привыкнете
Тесс глубоко вздохнула, а потом медленно выпустила воздух из легких.
– На самом деле я так не думаю, – начала она. – То есть, все то, что я наговорила в гостиной… В общем, на самом деле я не считаю, что нефилимы такие уж ужасные.
– Я знаю. Если бы вы так думали, то не сидели бы здесь, а стояли на страже у постели брата.
– Уилл ведь тоже не думает то, что говорит, – продолжала Тесс. – Он не причинил бы вреда Нату.
– Ах… – Джем посмотрел на ворота, и взгляд его серых глаз стал задумчивым. – Вы правы. Но как же странно, что вы это понимаете! Я тоже это понимаю – но у меня-то ушли годы на то, чтобы научиться понимать Уилла. Чтобы отличать, когда он говорит от чистого сердца, а когда только притворяется.
– И вы действительно никогда на него не сердитесь?
Джем рассмеялся:
– Ну, я бы так не сказал. Иногда мне хочется просто убить его на месте.
– И что же вас останавливает?
– Когда такое происходит, я отправляюсь в самое мое любимое место в Лондоне, – ответил Джем. – Там я стою, смотрю на воду и думаю о том, как течет река, равнодушная ко всем мелким превратностям жизни.
– И это помогает? – с любопытством спросила Тесс.
– Не особенно. Но я говорю себе, что, если станет совсем невмоготу, я всегда смогу прокрасться к Уиллу в спальню и задушить его во сне. И тогда мне становится лучше.
Тесс хихикнула:
– А где оно? Ваше любимое место?
Джем немного помолчал, а потом поднялся и протянул ей руку:
– Пойдемте, я покажу вам.
– Это далеко?
– Не очень, – улыбнулся он.
«Какая у него красивая улыбка», – подумала Тесс и невольно улыбнулась в ответ.