– Но зачем Уилл туда отправился? – спросила Тесс, не уверенная, что хочет услышать ответ. Они проезжали мимо громады Святого Павла; собор нависал над ними, подобно гигантскому мраморному надгробию.
– Не знаю, – покачал головой Джем. – Следящее заклинание показало мне только улицу. Но должен сказать, что для джентльмена существует очень мало безобидных причин наведаться в Уайтчепел после захода солнца.
– Может, он играет на деньги?..
– Может, – покладисто ответил Джем, хотя по лицу его было видно, что это маловероятно.
– Ты говорил, что почувствуешь, если с Уиллом что-то случится. Вот здесь. – Тесс прижала руку к сердцу. – Это потому, что вы с ним парабатаи?
– Да.
– Значит, смысл вашего союза не только в том, чтобы прикрывать друг другу спину? В нем есть что-то… мистическое?
Джем улыбнулся девушке, и в карете на мгновение стало светлее.
– Мы – нефилимы. Вся наша жизнь пропитана мистикой. Рождение, смерть, вступление в брак – каждое важное событие сопровождается особыми ритуалами. Если ты хочешь, чтобы кто-то стал твоим парабатаем, ты сперва должен сделать ему предложение. Ведь это очень важный шаг.
– Ты сделал предложение Уиллу? – попробовала угадать Тесс.
– Нет, – с улыбкой ответил Джем. – Уилл попросил меня. Точнее, не оставил мне выбора. Мы тренировались в зале с мечами. Он предложил, а я сказал, что ему лучше бы найти кого-то, кто сможет быть с ним до конца жизни. Тогда он вызвал меня на поединок, заявив, что если я проиграю, то соглашусь стать его побратимом.
– И он одолел тебя?
– За девять секунд, – рассмеялся Джем. – Припер к стенке. Должно быть, он тайком тренировался. Я бы никогда не согласился на поединок, если бы знал, что Уилл такой искусный мечник. Всегда думал, что он предпочитает метать ножи.
Джем пожал плечами и снова углубился в воспоминания.
– Нам тогда было по тринадцать лет. Церемонию провели почти год спустя. И сейчас я уже не могу представить, каково это – не быть парабатаем.
– Но почему ты сначала отказался? – чуть поколебавшись, спросила Тесс.
Джем взъерошил серебристую шевелюру.
– Церемония не только связывает двоих, но и делает их сильнее. В бою они могут делиться силой. Они
– Какое жестокое правило.
Джем сказал что-то на непонятном языке. Прозвучало это как «калепа та кала».
– Латынь? – нахмурилась Тесс.
– Греческий. Это выражение можно перевести по-разному. Первое значение: все лучшее, прекрасное и благородное достигается трудным путем. – Джем наклонился к Тесс, и она почувствовала исходящий от него сладковатый аромат наркотика, сквозь который проступал острый запах его кожи. – Но есть и второе.
– Какое же? – сглотнула Тесс.
– Красота жестока.
Тесс опустила взгляд на его руки, изящные, ловкие, с коротко остриженными ногтями и шрамами на костяшках. Интересно, есть ли в мире хоть один нефилим без шрамов?
– Кажется, тебя привлекают мертвые языки, – тихо проговорила она. – Но почему?
Джем наклонился так близко, что Тесс почувствовала на щеке его теплое дыхание.
– Сам не знаю, – вздохнул нефилим. – Думаю, потому, что они такие ясные. Греческий, латынь и санскрит несли в себе чистую истину, а мы захламили свой язык кучей бесполезных слов.
– А твой родной язык? – так же тихо спросила Тесс.
Губы Джема изогнулись в кривой усмешке.
– Какой именно? Я с самого детства говорил на двух языках – на английском и мандаринском диалекте китайского. Отец почти всегда говорил по-английски, китайский ему плохо давался. Когда мы переехали в Шанхай, стало еще хуже. Для тех, кто владеет только мандаринским, шанхайский диалект звучит как полнейшая абракадабра.
– Скажи что-нибудь на мандаринском, – с улыбкой попросила Тесс.
Джем выдохнул набор гласных и звучных согласных; его обычно спокойный голос заиграл мелодичными интонациями:
–
– Что это значит?
– У тебя волосы растрепались, – ответил он и заправил Тесс за ухо выскользнувшую из прически своевольную прядь. Девушка почувствовала, что краснеет, и порадовалась царившей в карете темноте.
– Будь осторожнее, – добавил Джем, медленно убирая руку; его пальцы почти касались ее щеки. – Ты же не хочешь, чтобы противник схватился за них в бою.