Камни очага еще дышали теплом. Ружье быстро соскользнуло с плеча мальчишки, упало сбоку у ног, ладони лихорадочно потянулся к подвязанному за спиной мешку, сорвав с плеч ремни отправили его к двустволке, и тут же ноги мальца подкосило будто из него выдернули хребет. Тимир ощутил как усыпавшая берег галька с глухим шелестом ударила в колени, медленно, с неуверенностью протянул обнаженную ладонь к углям, зачерпнул золы. Остатки костра залили водой, но они все еще согревали руку. Люди покинули это место совсем недавно. Мысль о том, что возможно еще не все потеряно, возможно люди где-то совсем рядом, прострелила Тимира электрическим током. Мальчишка ощущая, как липкий пот расползается по телу, рывком поставил себя на ноги:
До темноты мальчишка поддерживал огонь собранными по берегу ветками и бревнами. Даже когда солнце ушло за горизонт он продолжал кормить ненасытное пламя в надежде что кто-нибудь увидит в дали три мерцающие точки. Подбросив очередной гнилой сук, он наблюдал как тот вспыхнул словно порох, жара от такого топлива как от газеты, зато горит ладно. В полыхах пламени Тимиру привиделась мать, она смотрела на него оглянувшись через плечо, молодая, в пестром легком платье. Было лето, короткое и от того еще более желанное. Солнце ласково золотило нежную кожу женщины, Тимир и сам ощущал его желтое тепло. Мать улыбнулась, заботливый овал лица с каким-то тоскливым промедлением отвернулся от мальчишки, женственно худенькая ее фигурка направилась к избе высоко поднимая босые ступни в загрубелой от зноя траве. Тимир засмеялся, рванул за ней…
Вдруг мир затрясло, будто мальчуган оказался в наполненным водой и блестками волшебном шаре. Потускнели краски. Он больше не ощущал ни запаха травы, ни теплых солнечных лучей. Через секунду видение залила маслянистая темнота. Какое-то время Тимир не мог понять, что происходит. Из мрака проступили слабые голоса. От него что-то хотели, требовали. Вдруг он отчетливо услышал: «Проснись! Проснись парень! Давай! Давай! Посмотри на меня. Прошу!»
Тимир разлепил веки. Кусок иссиня-чёрного неба заслонило еще более темное пятно. Серебряные светляки звезд обступили его сказочным холстом, лепили из ночи мужской силуэт. Незнакомец судорожно тряс за плечо.
– Дядь… Дядь… в порядке… – не своим голосом зашептал Тимир, он хотел сказать что-то еще, о том, что ему бы глоток воды и что там внизу есть отличное место для ночлега, но вместо привычных звуков горло издало лишь сухой скрип, а затем старую половицу в глотке утопил надсадный кашель.
– Ну ты брат… ты чего… вот мля… – эмоции неуклюже сыпались в слова, мужчина отпустил плечо, уселся перед ним на пятую точку.
– Воды. – попросил Тимир, наконец совладав с кашлем.
– Нельзя воды. Терпи. Сейчас травки запарим. – ответил черный силуэт, зашевелился. Тимир почувствовал, как ему помогают сесть, а затем щеки и грудь под тулупом отчего-то зашлись нестерпимым огнем, в лицо дыхнуло какой-то вонючей мазью, защипало глаза, и он застонал.
Чуть в стороне блеснули отсветы пламени, сочно хрустнули ломаемые в темноте ветки, слабое зарево быстро набирало силу. Через несколько секунд на месте потухшего костра затрещало высокое, в половину мальчишеского роста пламя. Силуэт встал на одно колено, его голова приблизился к мальчонке, ожившие жёлто-красные языки огня заскользили бликами по худощавому лицу, выхватили тусклым блеском из-за плеча мужчины ствол охотничьего ружья. Незнакомец поправил выбившиеся из-под вязаной шапочки темно-пепельные пряди волос, в серых как простой карандаш глазах засели две тревожны льдинки.
Тимир чуть повернулся к пламени. Он давно не ощущал столь мягкого обволакивающего жара. По ту сторону резвящихся языков отчасти растворенный темнотой трудился другой силуэт. Здоровый как медведь, он с легкостью ломал толстенные сучья точно непомещающиеся в кастрюлю спагетти. Но не сила в огромных руках мужчины удивила Тимира больше: «откуда тот натаскал столько дров?» – вот что изумляло по-настоящему.
От испарений едкой мази на щеках происходящее вокруг растворила едкая водянистая пелена. Тимир прикрыл глаза, свернулся калачиком. Под голову заботливо сунули что-то удобное, а сверху придавило тяжелым и теплым. Мальчишка опять провалился в черную мякоть сна.