Механизм. Ублюдки тоже чьи-то дети…

Хвост живой гусеницы исчез в каменной норе. Последним в коридор вошел Андрейка. Несколько задержавшись у прохода фиксатый что-то тщательно вытер о сгусток мрака очертаниями похожий на сваленное кучей тряпье: в ускользающем свете фонарей на миг блеснула полоска стали, кровь на омертвелом разбитом в хлам лице одного из мужичков. Душегуб поднялся над телом, метал вновь ожил тусклым блеском, оттанцевав в руке джигу, ловко спрятался за поясом.

Через пару десятков шагов вереница встала. Фома Егорыч ускорив шаг пробрался вдоль замершей череды людей. Худые призраки в рваных фуфайках спешили убраться с дороги, жались в стену, угрюмые перепачканные лица обращали взор в каменный пол.

– Свет! – просипел Фома Егорыч, раскосые глаза сощурились, уставились в темноту преградившую путь.

Лучи фонарей ожили, порыскав убежали вперед, из темноты всплыли разбросанные по полу обломки каменной плиты. От ударов молотов та раскололась на четыре больших куска, и с десяток поменьше. Остатки некогда целого покоились под слоем севшей пыли. Фома Егорыч опустился на колено, потертая замшевая перчатка выпрыгнула из заднего кармана штанов, устроилась на квадратной ладони. Резкими отрывистыми движениями азиат расчистил поверхность одного из обломков, склонился над ним. Толпившиеся позади тени услышали, как их мучитель выдохнул будто пнули под ребра, на несколько секунд его спина казалось превратилась в тот же камень, а спустя секунду грудь вновь тяжело заходила.

– Что там? Куль! – нарушил тишину настороженный голос Луки.

Перчатка сползла с руки Фомы Егорыча, он запихнул ее обратно в карман, дрожащие пальцы коснулись поверхности обломка. Как и предыдущие три – плита повторяла грани колонны: тот же полированный молочно-белы камень, теплый точно живой. Теперь его осыпали оспины ударов. Фома Егорыч осторожно заглянул в глубь поруганного глянца. Лука заметил, как азиат чуть дрогнул готовый отшатнуться, но вновь застыл.

– Что там? – нетерпеливо повторил Лука, заглянул через плечо патрона.

Фома Егорыч сидел неподвижно, лишь нагая ладонь осторожно гуляла по остаткам глянца. Вместо золотых волосков, за паутинкой трещин пряталось человеческое лицо… его собственное, Фомы Егорыча лицо. Миндалины глаз поблескивали в полумраке точно два мокрых голыша, нездоровой серости кожа явственно чеканилась в бескровной поверхности камня, обросшая больше обычного щетина едва ли скрывала впалые щеки, подчеркивала остроту скул. Фома Егорыч не сразу узнал в необыкновенно резком, точно живом, отражении самого себя.

– Ничего… просто камень. – хрипло ответил Фома Егорыч, поднялся с колена. Свет фонаря в его руке устремился по мраку коридора, через несколько десятков метров истончился съедаемый черной пустотой. Насытив взгляд неизвестностью, Фома Егорыч перешагнул наваленные камни, не оглядываясь на сопевшего позади верзилу направился за слабеющим вдали лучом, молчаливая череда серых теней ожила, тронулась с места точно привязанная к его коренастой фигуре.

Спустя минуту каменный рукав оборвался, открыл еще один зал. Мужчины сгрудились у входа, ощетинились неподвижными иглами света.

– Огромная!.. – приглушенно забасил восторженный голос Луки, – Неудивительно что эти убогие не сумели толком осмотреться. – фонарь неторопливо зарыскал по полнившей пещеру тьме, – И все же, что-то такое они увидели. От чего-то же срались кипятком.

– Лука. Свет сюда. – тихо приказал Фома Егорыч, качнул фонарем, луч откликнулся на его движение бликами, заиграл вдали на каком-то металле.

Десяток солнечных жил сошлись в одном месте, выхватили из темноты огромную человеческую фигуру.

– Охренеть!.. – выдохнул Лука, тишина свода ожила испуганными вздохами невольников, – Куль, это че мля… Золото?! – верзила восторженно заржал, с той безотчётной заразительностью какую можно встретить разве что у детей.

Статуя из желтого металла, ростом в пятиэтажный дом расположилась спиной к нарушителям покоя, словно вобрав в себя жидкий свет фонарей отразила его кратно, слегка рассеяла окружающую мглу.

Фома Егорыч остался равнодушным к причине восторга усача, с каменной невозмутимостью направился к истукану. Отражённый свет пал на кожу азиата болезненно желтым налетом. Его стертая до дерева ладонь осторожно легла на безупречно гладкую поверхность статуи, застыла словно прислушиваясь к биению сердца.

– Здесь есть еще!.. – Фома Егорычь резко обернулся, черные наполненные влажным блеском глаза вцепились в усатое лицо верзилы, – Оставь двоих с фонарями. Пусть светят эту хрень. Другим смотреть пещеру.

Через пол часа неровный, словно наспех тесаный свод наполнил призрачный свет. Похожий на золотистый бульон, слегка мутный, будто сваренный из цирковых софитов, он вполне позволял рассмотреть, что происходит на другом конце каменного зала, расползался неестественно ровно, одинаково ярко.