Батрачить под чьим-то началом Луке противело, ломало самолюбие. И было б у него ума прозапас – наверняка сам сколотил какой-то «коллектив» вокруг себя, прочих качеств хватало. Но за отсутствием основного, приходилось, да он и сам того предпочитал, разбойничать индивидуально. За редким случаем, когда чуйкой слышал: «одному не вытянуть» – вспоминал к затее брата.
И все же на сей раз себя усатый пересилил: из конспирации притерся к местному дельцу по порошку, на вкус Луки – игрушечный барон. Но да делать нечего. Больше года жил безмятежно, тихо, мирно, время от времени выбивал просрочку из мелких дилеров. Длинные длани правосудия тянулись в этот край неохотно, даже лениво, а зачастую казалось фемида здесь и вовсе лишена не только зрения, а также ног, рук и головы. Случайных знакомых из столицы, в такой глуши встретить – что в покере собрать рояль-флэш.
И тем не менее его нашли.
Тяжелую дверь в местном захудалом баре сорвало с петель. Прокуренный воздух вмиг посвежел, галдеж ослаб, взоры присутствующих обратились к зияющему изломанными косяками входу. В помещение натаскано высыпали четверо в армейском без нашивок, лица спрятаны за балаклавами. Толстые подошвы ботинок пробарабанили в распластанное дверное полотно с надписью: «Синяя блоха», стволы армейских дробовиков уставились в спину верзилы за барной стойкой мирно потягивающего пиво под пышные усы. Вокруг Луки тут же образовалась пустота. Кто-то попытался бочком протиснуться к выходу. Один из вооруженных преградить путь. Округлая чернота ствола, калибром близкая обрезу выхлопной трубы, недвусмысленно качнулась навстречу беглецу.
– Лука, двигай к выходу. Без резких. – услышал знакомый голос, то самый, что чуть больше года назад предупреждал об открывшейся на него охоте.
– Брат!? Ты как здесь? – не так чтоб слишком удивился Лука, тяжелая кружка замерла под носом оставив на рыжих усах полоску пены.
– Деньги. – уклончиво отозвался голос за спиной.
Лука отставил пиво, медленно развернулся. Трое незваные гостей растянулись перед ним полукругом, держали на мушке; четвертый бочком загородил вход, с гуттаперчевостью хамелеона держал в поле зрения сразу и зал, и дыру проема. Из-за очерка его камуфляжа в бар заглядывало звездное небо, бледный свет вывески искрил на редких снежинках, сыпавших на уже побелевший асфальт.
Внезапно, в висок того что остался у входа с тихим хлюпом вонзился топор. Лезвие вошло полностью забавно качнув внимательную голову, оставило глазам Луки лишь рукоять. Затертая до грязного блеска деревяшка дико пестрела засечками, неудобно упиралась бедолаге в плечо.
Лицо Луки вытянулось, брови наперегонки поползли под сальные пряди. Наемники заметили перемены в лице верзилы, стволы дробовиков обеспокоено зашевелились, по прорезям масок прошла волна непонимающих переглядов. Наконец тот, кого Лука назвал братом подцепил невидимую лесу его взора, медленно потянулся за онемелым лучиком глаз усача.
К вооруженным людям по-деловому быстро приближался человек. Лицом местный, невысокого роста, необычно широк в плечах, отчего в голову приходило, что под рыбацкий плащ поперек загривка сунул доску. Не сбавляя шага человек умело выдернул из оседающего тела топорик, наотмашь вскрыл со спины ближайшего с дробовиком. Лука ошалело едва успевал отслеживать движения крепыша: быстрые, но плавные точно танец. Вот уже голова того, что назвал братом неестественно накренилась на подрубленной ветке шеи, так и не успев до конца размотать взгляд верзилы. И теперь Лука оторопело смотрел в широко распахнутые глаза умирающего, в оформленную овалом прореху рта.
Секундное оцепенение снял лязг металла. Краем глаза Лука увидел ствол дробовика последнего из наемников. Вороненая сталь напоролась в подставленный обух. Громыхнуло. Свистнула картечь. Один из витражей вынесло на тонкий снег. По крыльям носа защекотал пряный аромат серы. Топорик вновь ожил бесноватым танцем, отвесил замысловатый финт. Дробовик полетел на пол вместе с обрубками рук. Оружие глухо лязгнуло о дощатый пол, кисти разжали пальцы, откатились в стороны, а лезвие того не замечая вновь сверкнуло, укусило калеку под ребра. Наемник упал на колени, мокрые культи прижал к груди.
Крепыш тут же словно бы забыл о случившемся, обернулся к Луке, жесткий взгляд чуть раскосых глаз копьем уперся в усача.
– Идем. – услышал Лука подсипловатый голос.
– Как ты пилишь чучело! Цепь натяни. – разносилось по пещере дребезжание усатого детины, – Ты себе так яйца чесать будешь этой хреновиной… Мягче. Мягче тяни. Сама зароется.
Фома Егорыч неспешно обхаживал каменные стены, внимательный взгляд время от времени карябал неровный свод, спотыкался о острые выступы камня. Очутившись напротив статуи, он замедлил шаг еще, холодные щелочки глаз со слабым интересом облюбовали лицо истукана.
Желтый метал запечатлел хмурую задумчивость вытянутых, чуть более обычного черт. Лицо казалось невероятно живым; а умный тяжелый взгляд лишённых всякой корысти глаз продавливал центр пещеры.
Шальная мысль ковырнула сознание : «А ведь на что-то смотрит…».