Мекленбургский дьявол

– Чем же мы виноваты перед вами, государь? – округлили глаза собравшиеся начальные люди «псарей», что в переводе на персидский и звучит как «секбан».

– Запамятовали? – участливо поинтересовался я. – Ничего страшного, напомнить недолго. Вы, сукины дети, – на ходу скаламбурил я, – а также отцы-деды ваши служили верой и правдой ханам, которые много лет терзали нашу землю. Жгли, убивали, грабили, уводили полон. Не жалели ни стариков, ни детей, и даже храмы Господни не могли служить им убежищем.

– Мы люди подневольные, – попробовал возразить кто-то из болюкбаши[41], но на него зашикали, заставив молчать, пока Мекленбургский дьявол не приказал всех убить.

– Но мы милостивы и прежним вас не попрекаем! Однако и оставить все как есть нельзя. Давайте определяться, как дальше жить будем?

– Мы в вашей власти, – вздохнул Серафим, очевидно несколько иначе предполагавший ход нашей встречи. – Как повелите, так и будет.

– Что же, в таком случае полагаю, у вашей паствы есть три пути. Первый – вернуться в истинную православную веру и пойти на службу нашему величеству. Второй – перейти в наше подданство и переселиться в наши земли. Кто пожелает, может отправиться в Россию, остальные могут основать поселения по берегам Азовского моря. Во внутренние дела ваши вмешиваться не стану и первые десять лет ни дани, ни иной службы, кроме как оборонять свои городки, не потребую. Тем же, кто поселится в иных городах нашего царства, налоговая льгота будет всего три года.

– А какой же третий путь? – мрачно осведомился секбанский ага.

– Служить хану, – пожал я плечами.

– Разве Джанибек останется властителем Крыма?

– Ну, зачем же Джанибек-Гирей, – ухмыльнулся я. – Мало ли достойных в роду потомков Чингисхана?

– Но кто же в таком случае будет ханом? – воскликнул митрополит, но тут же едва не подавился своими словами, ибо увидел выходящего из шатра Шахин-Герая.

Но если уверенный в моей защите Серафим просто удивился, то начальные люди секбанов просто застыли от ужаса. Поскольку многие из них, если не все, в свое время предали старшего брата Шахина – Мехмет-Герая.

– Склонитесь перед своим ханом, – прошипел царевич, сверля глазами собравшихся.

– Ты еще не хан, – твердо ответил ему ага.

– Верно! Беи еще не поднимали тебя на белом войлоке, – поддержал его кто-то из толпы.

– А где же твой брат Мехмет? – добавили с другой стороны. – Прежде он звался ханом!

– Вот вы как заговорили, шакалы, – криво усмехнулся Шахин и, сделав вид, будто отворачивается, резко выдернув из ножен саблю, полоснул клинком главу секбанов по горлу.

Удар был столь быстр и точен, что голова несчастного аги не удержалась на плечах и покатилась по земле, орошая ее кровью, а следом за ней опустилось и тело.

– Ничего себе! – изумился я. – А царевич-то, оказывается, резкий как понос!

– Не то слово, государь, – вздохнул Рожков, которому подобные зрелища, судя по всему, были не в диковинку.

– Смотрите и запоминайте! – продолжал Шахин. – Всякому, кто предаст меня, уготована такая же участь! Искандер-ага не знал, что такое честь, верность и преданность, а потому и закончил свои дни как собака!

Потрясенные гибелью своего лидера готские стрельцы угрюмо молчали. В другое время царевич за такой финт ушами рисковал мгновенно получить ответку, но теперь они были без оружия, да к тому же окружены со всех сторон моими ратниками.

– Великий царь московитов Иван Мекленбургский признал мои права на трон и всячески поддерживает их, – не унимался Шахин. – Уже завтра мы пойдем на Бахчисарай, и всякий, кто осмелится противиться нашему оружию, будет стерт с лица земли!

Судя по всему, хвастливая речь татарского царевича не слишком убедила его потенциальных сторонников, но и возражать, глядя на обезглавленного предводителя, никто из них не осмелился.

– Уберите тело Искандер-аги и предайте земле, как подобает человеку его ранга и положения, – решил вмешаться я и встал рядом с самопровозглашенным ханом.

Шахин-Герай дернулся в ответ, как будто был против, но, наткнувшись на мой взгляд, осекся.

– Ты саблю-то убери, – посоветовал я ему, после чего продолжил речь перед секбанами: – Вы все слышали мои условия. Теперь думайте, сроку вам до завтра…

– Что тут думать, государь, – с горечью отозвался седоусый плечистый секбан, – позвольте мне прямо сейчас принести присягу?

– Изволь, братец.

– Я, Зисис Сидоропулос, на сем месте и перед лицом Божьим, – начал он, перекрестившись в сторону бледного как смерть митрополита, – целую крест на верность вашему царскому величеству и клянусь верно и нелицемерно служить царю Ивану и его наследникам до самой моей смерти!

– Ах ты… – дернулся явно не ожидавший такого исхода царевич.

– Тише, Шахин! – цыкнул я. – Это теперь мой человек!