Мекленбургский дьявол

Примеру Зисиса последовали более половины присутствующих, а на следующий день их число увеличилось до тысячи человек. Не захотели люди присягать новому хану, уж больно своеобразная у него была репутация. Вот так и появился у меня на службе Таврический стрелецкий полк. Впрочем, Шахин без войска не остался, ведь помимо «готских и греческих джигитов» в плену у меня хватало татар и ногаев. Вот они-то с большой охотой стали под его знамена.

Дело в том, что пока Шахин служил персидскому шаху, он неоднократно сталкивался в бою со своими земляками из Крыма. Но если знатных беев, как правило, ожидала жестокая казнь, то к рядовым нукерам царевич проявлял совсем несвойственное ему милосердие. И теперь эта тактика принесла свои плоды.

Другим пополнением стали воины из рода Мангыт. В армию Джанибека пришла лишь малая часть их нукеров, да и те при первой же возможности постарались сбежать с поля боя. Но как только прошел слух, что вернулся сын Саадет-Гирая, они поспешили присягнуть ему на верность.

Что он им пообещал, и как уж они там договаривались, я не в курсе, но мы заключили настоящий договор. Случилось это в один из вечеров, когда мы с ним после ужина пили кофе и неспешно беседовали.

– Великий царь, – с нарочитой подобострастностью спросил Шахин, – а правда ли, что вы ни разу не потерпели поражения?

– Почему ты так решил, друг мой? – усмехнулся я.

– Люди говорят, что вам всегда сопутствует удача, – неопределенно отозвался Герай.

– Увы, – грустно усмехнулся я. – Капризная девка по имени Фортуна не раз поворачивалась ко мне спиной. Мне, как и тебе, приходилось быть изгнанником, скрываться от врагов, служить сильным мира сего как простому нукеру. Приходилось мне пережить и предательство друзей, и плен, и несчастную любовь.

– Вы, верно, шутите, – засмеялся царевич. – Даже до Персии дошли слухи о том, что ни одна женщина не может устоять перед Иваном Мекленбургским!

– Да ладно!

– Более того, – с видом заговорщика подвинулся ко мне Шахин, – говорят, что счастливицы, познавшие вашу любовь, познают так же и радость материнства!

– Враки! Далеко не все, – ухмыльнулся я, и мы весело расхохотались.

– И все же в глазах ваших поселилась печаль, – заключил знатный татарин.

– Знаешь, друг мой, есть такая поговорка: «Кто счастлив в сражениях – несчастлив в любви!»

– Много бы я отдал, чтобы быть таким «несчастным», – горестно вздохнул Шахин, после чего с надеждой посмотрел на меня. – Ваше величество, научите?

– Не прибедняйся, царевич, опыта у тебя на десятерых хватит. И если уж ты до сих пор жив, значит, и счастья для тебя немало отмерено на небесах. Что же касается предстоящих сражений, то я думаю так. Твои враги – местные беи и турки. И для того, чтобы совладать и с теми, и с другими, тебе понадобится стойкая пехота и пушки.

– Где же их взять? Даже те немногие, что были в Крыму, теперь хотят уйти прочь с моих земель.

– Ничего страшного. Пока ты будешь верен нашему союзу, мои полки по первому твоему зову будут приходить из Керчи и Азова на подмогу.

– Вы оставите Керчь за собой?

– Да. И Тамань. А еще степь от Дона на запад до реки Молочной и дальше до Днепра.

– Но это наша земля!

– Взамен я отдам тебе Кафу и все турецкие города в Крыму, кроме Керчи, Балаклавы и всей долины до речки Бельбек.

– Османы не потерпят этого!

– Вам в любом случае придется воевать. Но если берег будет подвластен тебе, у них не получится высадить большой десант, а с малым ты и сам справишься.

– Без пехоты и пушек?

– Позови на службу запорожцев. Я тоже пришлю помощь. Вместе одолеем.

– Моим беям нужна добыча, – закинул удочку будущий хан. – Нужно будет ходить в походы.

– А кто тебе не дает? Вон ляхи зажиточно живут, черкесы, тоже говорят, не бедствуют. Да хоть бы и турок режь. Ходи, куда хочешь, только не в мои земли. Иначе пожалеешь!

– В степи много джигитов, за всеми не уследишь!

– А ты постарайся! – жестко посмотрел я на Шахина.

– Я понял тебя, великий царь.

В итоге возникла некоторая неясность. Отправлять Шахина с тремя тысячами его всадников вслед за калмыками и ертаулом Михальского – рискованно. Как бы ойраты сгоряча татар не покрошили. А самому с ними идти тем более непонятно. Для пехоты это долгий и ненужный марш, да и я сам не до конца залечил рану. На коня пока садиться не стоит. Да и просто оставлять буйного чингизида без присмотра представлялось мне неразумным.

Решение нашлось само, когда утром в мои покои ворвался Бурцов и тут же застыл на пороге, увидев нас с Юлькой.

– Не вели казнить, надежа-государь, – пробормотал он, стараясь не смотреть в сторону натянувшей на себя простыню девушки.

– Чего еще? – рявкнул я. – Не видишь, я тут важными государственными делами занят!

– Вижу, батюшка, – с готовностью кивнул спальник. – Только к гавани нашей флот подходит.

– Какой еще флот? – удивился я.

– Большой, ладей в двести!

– Ни хрена себе, – подскочил я с кровати. – Неси умыться и одежду!

– Слушаюсь, – кивнул он, после чего перевел все-таки глаза на Юлдуз и нерешительно добавил: – Сейчас нести или через пять минут?

– Сколько?!! – возмутился я. – Казню за поношение государевой чести, сволочь!