Мексиканская готика

В этом доме акустика была пугающей.

Фрэнсис вздрогнул и отошел.

– Это дядя Говард, – сказал он, скривившись. – У него сильные боли, он долго не продержится.

– Мне жаль. – Фраза была дежурной. – Должно быть, для вас это тяжело.

– Тяжело? Поскорее бы он отдал концы.

Звучало ужасно, но Ноэми могла представить, каково это день за днем, год за годом жить в скрипучем доме, говорить едва ли не шепотом и ходить на цыпочках, чтобы не побеспокоить старика. Уж какое тут сожаление, когда все чувства, которые могли возникнуть в юном сердце, были отринуты? Наоми сомневалась, что кто-то в этом доме любил Фрэнсиса, включая мать. Вирджиль? Вряд ли они были друзьями, десять лет между ними – огромная разница. Вирджилю повезло больше – он хотя бы изредка выезжал отсюда, а Фрэнсис намертво был привязан к дому.

– Эй! – Ноэми коснулась его руки.

– Помню, в детстве он бил меня своей тростью, – хриплым шепотом произнес Фрэнсис. – Учил меня быть сильным, как они говорили. А я думал: боже мой, Рут была права. Жаль, что она не смогла его прикончить.

Ноэми испытывала жалость к нему, он казался таким несчастным. Ей не хотелось отпускать его руку, но Фрэнсис сам убрал ее.

– Дядя Говард – монстр, – еще тише произнес он. – Не доверяй Говарду, не доверяй Флоренс и не доверяй Вирджилю. Теперь тебе нужно уходить. Поверь, так будет лучше. – Фрэнсис опустил голову и уставился в пол.

– Если хочешь, я могу еще немного побыть с тобой, – предложила Ноэми.

Он взглянул на нее и криво улыбнулся:

– У мамы будет приступ, если она увидит тебя здесь, а она может прийти в любую минуту. Когда дядя Говард в таком состоянии, мы должны быть рядом с ним. Иди спать, Ноэми.

– Как будто я смогу уснуть, – вздохнула она. – Попробую посчитать овец. Как думаешь, поможет?

Не зная, что еще сказать, она подошла к столу и провела пальцем по обложке книги, лежащей сверху. Уходить ей не хотелось. Если бы не этот дурацкий стон, Фрэнсис, возможно, рассказал что-то о призраках, населяющих дом. В каждом доме с историей есть свои призраки, ей было бы интересно услышать.

Фрэнсис снова поймал ее руку:

– Ноэми, пожалуйста… Я не солгал, мать действительно может прийти за мной.

Он отдал ей масляную лампу и открыл дверь. Ноэми вышла.

Прежде чем завернуть за угол, она обернулась. Фрэнсис, все еще стоявший у двери, был похож на призрака. Светлые волосы парня пылали огнем. Ничего удивительного – оптическая иллюзия, создаваемая свечами, горящими в его комнате. Однако Ноэми вспомнила старую легенду: колдуны и ведьмы могли превращаться в огненные шары и летать по воздуху. Кажется, так объясняли блуждающие огоньки в ночи. Та золотая женщина из ее сна – она тоже ведьма?

17

Ноэми разделась, легла в постель и стала считать овец. Она была слишком возбуждена мыслями о призраках, чтобы быстро заснуть. И не только о призраках. Ее будоражило то мгновение, когда она хотела наклониться и поцеловать Фрэнсиса.

Полежав еще немного, она решила, что стоит принять ванну.

При свете масляной лампы ванная комната выглядела сносно: не видно трещин на плитках, и даже пятна плесени исчезли.

Поставив масляную лампу на стул, Ноэми открыла кран и сняла халат. По мнению Флоренс, вода не должна быть горячей, но кто она такая, чтобы слушать ее мнение? Ноэми не собиралась отмокать в холодной воде, и ей было плевать на проблемы с бойлером. Комнату быстро наполнил пар.

Дома она бы добавила в воду соль или ароматные масла, но здесь и близко такого не было. Залезла в воду и расслабилась.

Дом-на-Горе, конечно, не был помойкой, но он был запущенным. Да, это правильное определение: запущенный. Вряд ли Каталина могла бы что-нибудь изменить, сложись обстоятельства по-другому. Запущенный дом гнил.

Мысль была неприятной.

Из крана капало. Ноэми закрыла глаза и, задержав дыхание, погрузилась под воду с головой. Когда она плавала в последний раз? Надо будет съездить в Веракрус. А еще лучше в Акапулько. Солнце, пляжи, коктейли… Дом-на-Горе быстро забудется. Можно позвонить Хьюго Дуартэ и узнать, какие у него планы на ближайшее время.

Вынырнув, Ноэми откинула волосы с глаз чуть ли не со злостью. Какой, к черту, Хьюго Дуартэ! Она все реже вспоминала его. Этим вечером в комнате Фрэнсиса ее пронзила стрела желания. Она знала, что это такое. Она успела испробовать поцелуи, объятия и более смелые ласки. И если пока еще не спала ни с кем, то только по двум вполне конкретным причинам. Первая: мужчины любят хвастаться своими победами, а огласки ей не хотелось. Вторая: ее могли поймать в ловушку, чтобы потащить к алтарю. Грех? А что такое грех? Но в компании Фрэнсиса она не думала ни о чем подобном.

«Ты становишься сентиментальной, – сказала она самой себе. – Он ведь некрасив».

Ноэми провела рукой по груди, рассмотрела плесень на потолке и отвернулась.

И увидела мужскую фигуру в дверях. Она моргнула, на мгновение решив, что ей показалось, но нет, фигура не исчезла.

Мужчина ступил вперед, и Ноэми поняла, что это Вирджиль. На нем были костюм в тонкую полоску, белая рубашка и галстук. Он держался непринужденно, словно зашел в свою ванную, а не ее.