Перед Катей явственно предстала тягостная картина. В затхлом сумраке грота под иссохшим деревом – два скрюченных тела. Огромного зверя и маленькой девочки. Плотную угрожающую тишину лишь изредка будоражат хриплые вздохи. Которые будут вырываться вечно. Не сон и не явь. Не гибель, но и не жизнь. Стоит ли так рисковать? Ведь неизвестно, как дело обернется. У нее другая забота есть, ради которой сюда попала. Может, уйти пока не поздно? Если болота на простор вырвутся, она уж далеко будет. И от леса, и от деревеньки …
Свет слегка мигнул. Темнота будто шевельнулась, чуть истончилась и явила едва различимый силуэт Дуняши с понурой мохнатой головой. Рядом с ней – Марфа и Михайло с покрасневшими от слез глазами, другие жители. А как же они? Конечно, можно успокаивать себя необходимостью решения более важной задачи, только … Только самообман все это. Поступившийся совестью в малом поступится и в большом!
Огонек затрепетал чаще. Он то вспыхивал, то угасал, как догоревший до основания фитилек свечи. Точно светлячку было нечем дышать. Катя взглянула на него и вдруг вспомнила маленького испуганного человечка. Его дрожащую от страха руку, которая вкладывала в ее ладошку так нужное самому светящееся пятнышко, помогавшее пробираться сквозь полную опасностей лесную тьму.
Катя ухватилась за густую шерсть и повлекла зверя наружу.
– Пошли, пошли, скорее! – заторопила она.
Тот неохотно поплелся за ней, сокрушенно качая головой и неустанно повторяя:
– Сама не ведаешь, что творишь! Надо же, удумала! На такое пойти! А как не получится ничего?!
– Давай, давай, выходи! – торопила его девочка. – Жалобами и стенаниями дела не сделаешь! Шевелись же, ну!
– Вот ведь махонькая, а упрямая какая! – продолжил сокрушаться Ендарь, но зашагал проворнее.
Они выбрались наружу. Увядшая листва над их головами вздрагивала и колыхалась, как от порывов ветра. То ли погода изменилась, то ли схватка стала более ожесточенной. В воздухе метался звон яростного металла, отголоски ударов, крики, стоны раненых. Неожиданно все это потонуло в громком, преисполненном страдания протяжном звуке.
– Вы-ру-ча-ай! – не приходя в сознание, простонал Дуб.
Ендарь вздрогнул, вскинул глаза и, наконец, решился. Он растопырил лапы, уперся плотнее в землю, протянул голову к девочке и мощно вдохнул. Его поблекшая, местами потертая, будто побитая молью шерсть тут же стала уплотняться и засияла здоровым блеском. Зверь втянул воздух во второй раз. Тело мигом раздалось и начало бугриться наполненными энергией мышцами. После третьего вздоха он на мгновение замер, а затем, плотно сомкнув челюсти, молчаливой грозной тенью метнулся в сторону болот.
Тут девочка почувствовала, что стремительно начинает терять силы. Внутри все тело стало дрожать и вибрировать, а снаружи покрываться противным колючим ознобом. Голова закружилась, глаза принялись ломить, к горлу подкатила тошнота. В другой ситуации на это можно было бы особо внимание и не обращать. Подумаешь, простуда! Сачконуть можно, в школу не ходить! Но здесь и сейчас – совсем другое дело, тревожное и опасное.
«Все – хорошо! А будет еще лучше!», – принялась повторять Катя формулу, которая, всем известно, как нельзя лучше притягивает удачу.
Она оперлась на шершавый ствол и ухватилась за него изо всех сил, чтобы не упасть. В предутренней полупрозрачной дымке было видно, как Ендарь выметнул к краю болота. Он резко затормозил всеми четырьмя лапами и широко разверз пасть.
Лес тряхнуло так, как будто он оказался в эпицентре жуткого землетрясения. Все вокруг заходило ходуном. Вместе с неистовым ревом на волю вырвался шквал чистого воздуха. Да с такой силой, словно им пальнули из огромной пушки. Он закруглился прозрачным гребнем наподобие морской волны, набегающей на берег, и понесся к центру болот. Из-под него, смываемые мощной струей полетели тучи телец жуков, пауков, пиявок и пропали в необъятной дали. Вслед за этим из глубин принялись подниматься слои ила грязно-зеленого, коричневого и ржавого цвета. Достигнув поверхности, они насыщались кислородом, вскипали пышной пеной и исчезали без следа. Вода стремительно очищалась и растекалась прозрачными струями все шире и дальше. От нее, неистово визжа от ужаса, к противоположному берегу пятились три уродливых тела. При этом их колотило так, что с одного, Багника, градом сыпались налипшие ракушки, а с другого, Аржавенника, – хлопья ржавчины. С третьего ничего не сыпалось. Болотник судорожно охватил себя руками и пытался скрыть наготу, поскольку его одежда, состряпанная изо мха и гнилых водорослей, испарилась вслед за илом. Достигнув сухого места они, спотыкаясь и падая, бросились наутек.