…в течение нескольких месяцев я не спал ночами. День за днем я задавал себе вопрос: делать или не делать? Что станется с нашими детьми, если я ничего не стану делать? И что может статься с нашими пилотами, если я решусь на операцию? Мне не с кем было поделиться своим беспокойством. Моя жена спрашивала меня, чем я так обеспокоен, а я не мог ничего ей сказать. Не мог я ничего сказать и сыну, которому доверял безгранично. Весь тяжкий груз ответственности мне приходилось нести в одиночку[523]
.Молчание должен был соблюдать не только Бегин. Все, связанные с этой операцией — от членов «внутреннего комитета» до бригад наземного обслуживания на авиабазе, — обязаны были держать операцию в секрете. Яир Шамир, сын Ицхака Шамира, военный летчик, отвечавший в 1981 году за программу летных испытаний израильских ВВС, входил в число тех, кто планировал операцию. Позднее он вспоминал, как его отец, входивший в состав «внутреннего комитета», консультировался с ним по таким вопросам, как дальность полета, дозаправка в воздухе и т. д. Шамир-младший понимал, что его отец, по-видимому, осведомлен о планах операции «Опера». Однако Ицхак Шамир не мог сказать сыну всю правду, поскольку обязан был соблюдать секретность; вместе с тем и Яир не мог сказать отцу, что он участвует в разработке той же операции. Отец и сын хранили тайну друг от друга; покров секретности был непроницаем[524]
.Несмотря на все свои бессонные ночи, Бегин в принципе не сомневался в том, что следует делать. Несколько раз он давал понять Сэмюэлю Льюису, что «либо США должны принять меры для остановки реактора, либо это придется сделать нам»[525]
. У него не было сомнений относительно того, как отреагирует международная общественность — однако на основе своего жизненного опыта он был убежден, что бездействие связано со значительно большей опасностью. «Осуждение без реактора — это лучше, чем реактор без осуждения», — сказал он[526].С
едьмого июня 1981 года пилоты взлетели с аэродрома в Синайской пустыне и взяли курс на восток, в направлении Ирака. Летчики, пилотировавшие истребители F-16A, принадлежали к числу лучших в израильских ВВС. Началу операции предшествовали месяцы напряженных тренировок. При этом погибли трое пилотов, в том числе и сын начальника Генштаба Эйтана: два самолета столкнулись в воздухе, и еще один стал жертвой неудачного маневра[527]. Командовал миссией Зеев Рац; в числе пилотов были Амос Ядлин, впоследствии генерал-майор ВВС и начальник службы военной разведки Израиля АМАН, Амир Нахуми, Ифтах Спектор, Релик Шапир, Хагай Кац, Добби Яффе и Илан Рамон (самый молодой из восьми пилотов, он впоследствии стал первым израильским астронавтом, принимавшим участие в полете космического корабля «Колумбия» и погибшим вместе с другими членами экипажа 1 февраля 2003 г. при взрыве незадолго до приземления). Рамон, как и некоторые другие участники операции, был сыном и внуком жертв Катастрофы европейского еврейства; потомком жертв Катастрофы был и Авиам Селла, один из руководителей группы планирования операции, а Зеев Рац был назван в честь погибшего деда. Рамон пилотировал восьмой, последний самолет, и его положение было самым опасным; он тогда еще не был женат и, в случае гибели, не оставил бы после себя вдову[528].Но никто из пилотов не погиб. Вся операция стала славной страницей в истории израильских вооруженных сил, и она полностью соответствовала мировоззрению Бегина. Еврейский народ не в состоянии выжить, не обладая военной мощью и не будучи готовым к ее использованию. Хотя операция «Опера» планировалась в духе прагматизма и безусловного расчета на свои собственные силы, Бегин видел в успешном ее завершении Божественный промысел. Беседуя с американским общинным деятелем Фишером, Бегин сказал, что, не будучи мистиком, он, безусловно, верит в Бога Израиля.