Он включил кофеварку, принял душ и весь остаток дня пытался отвлечься – переписывал тексты песен и терзал гитару в поисках новых тем. Но как ни поглощен он этим занятием, его мысли неизменно возвращаются к Берди и к бурной череде минувших событий, вытекающих одно из другого и кажущихся теперь головокружительным сошествием в ад. Он уже не знает, надо ли бросить все и предоставить полиции заниматься своим делом или продолжать этот спуск вместе с ней во чрево монстра.
«Когда вода поднимается, поднимается и лодка», – говорил Дзётё Ямамото[58]
. Он понимает, что принял решение, когда вошел на Пер-Лашез. Он зашел слишком далеко по этому пути, чтобы даже оглядываться назад. Прошлого больше нет, а будущего, быть может, не будет. Соберись и делай что должен. «“Прямо сейчас” – это “потом”, а “потом” – это “прямо сейчас”»[59].За окном давно стемнело, когда он стряхивает с себя наваждение. Его руки сжимают кружку с кофе, глаза устремлены на стену напротив, он в одних трусах. Гитара, лежащая у него на коленях, не звучала уже несколько часов. Он так и сидел, погруженный в себя. В голове раз за разом прокручивался кодекс, потом наступила тишина.
Уже за полночь, улица пуста, только у магазинчика внизу его дома то и дело околачиваются торчки, пришедшие за десятиградусным пивом. Они всегда найдут повод полаяться, а то и сцепиться на глазах у здешнего лавочника, шри-ланкийца. Вибрирует телефон, он открывает сообщение.
«Паоло, приезжай, пожалуйста, забери меня…», далее следует адрес в Вале де Шеврез и подпись:
Он смотрит на часы, мигом одевается и вводит адрес в навигатор. Сорок пять минут пути. Он посылает ответ:
«ОК, максимум через час».
«☺»
Паоло пролистывает список телефонов до номера Ибанеза и нажимает на вызов. Телефон переключен на голосовую почту, он оставляет адрес, добавив, что едет туда, вешает трубку, хватает шлем, и уже через минуту шины визжат, рванув по асфальту.
СУББОТА – 22.30
Впервые Энкарна пришла со мной на такую вечеринку, и ее просто распирает, надо видеть, как она красуется с самого нашего прихода. Довольна, дурища. Каждый здесь на своем месте и в своей роли, развалились на диванах с бокалами шампанского в руках, а из-под масок виднеются грязные ухмылки. Сегодня нам дали только по собачьему ошейнику, больше ничего. Телефон мне пришлось оставить внизу вместе со всей одеждой. Энкарна хихикает, она уже обдолбана вусмерть, и все ей смешно до колик. Она сама застегнула на себе ошейник и минут пять играла ремешком, как хлыстом, втягивая дорожки порошка. Две новенькие с прошлой ночи тоже здесь, глаза врастопырку, глупые улыбки, как шрамы на лицах.
Их поставили в центр комнаты, и вот уже первые грубые ласки. Они рефлекторно прикрывают руками то грудь, то лоно, как будто защищаются, не переставая при этом улыбаться. Двигаются медленно, все время запаздывая, их мозги заполнены ватой, и от этого им кажется, что они тоже зрительницы. Сами не знают, нормально ли то, что происходит, не знают даже, хочется ли им этого. Отвлекающий маневр всегда один и тот же, просто предлог для демонстрации силы и власти. Кто-то тянет за наши ремни, нас ведут к большому дивану в углу. Старик улыбается нам и усаживает у своих ног.
– Сейчас вы окрестите этих новеньких!
Он бросает на пол пластиковый пакет. Я вижу в нем секс-игрушки и еще какие-то предметы непонятного мне назначения.
– Ну же! – настаивает он, ногой подталкивая пакет к нам.
Энкарна, улыбаясь, вытряхивает содержимое на пол, приподнимает предметы один за другим, как будто выбирает оружие. Двух девушек уже подвели к дивану и уложили ничком рядом с нами. Энкарна выбрала что-то вроде мухобойки, она деревянная, а решетчатая лопатка усеяна маленькими стальными шипами. Она придирчиво рассматривает вещицу, медленно крутит ее в руке, словно осваивая незнакомый предмет, а потом вдруг, без перехода, со всей силы бьет ею маленькую блондинку по ягодицам. Крик электризует толпу, подтянувшуюся ближе. Меня толкают в спину, резко дергают за поводок. Я беру в руки вибромассажер и подхожу сзади к высокой метиске. Таблетка, которую меня заставили проглотить, начинает действовать.
39
Паоло доехал до места через пятьдесят минут. Ворота заперты, дом невидим с улицы, окруженный высокой стеной. Обойдя ее справа, он прячет Монику за изгородью, сует гвоздь зажигания под бензобак и карабкается на дерево, ветви которого перевешиваются через стену. Он понимает, что, спрыгнув вниз, обратно уже не выберется.