– А как насчёт других эльфов, тех, кто живёт в других частях этого леса?
– Если мы потеряем свой дом, семьи будут заботиться о нас и защищать нас, но нам придётся уехать отсюда, жить раздельно. Ни одна община не может принять к себе такую большую семью, как наша, целиком.
– Но ты сказала, что вы все здесь живёте.
– Почти все, да. Но мы не одинаковые. У каждой семьи есть элемент, который их защищает: солнце, вода, земля. Жизнь каждой семьи вращается вокруг этого элемента. Несмотря на то что мы живём недалеко друг от друга, наши деревни очень разные. Если нас примут эльфы воды или земли, мы станем обузой, мы не умеем строить дома, как они, и добывать пищу, как они. Я не знаю, как спрятаться за водой или как направлять её, поэтому нам придётся ограничиться выполнением более тяжёлой работы, менее приятной. Мы не ненавидим, мы не вспыльчивы, но мы можем быть добрыми или грубыми, мы можем заставить кого-то чувствовать себя не в своей тарелке до конца жизни.
То, что она сказала, прозвучало как угроза.
– Очевидно, в глубине души мы не такие уж разные, – говорю я. И на этот раз я кладу руку ей на плечо.
Глава 24
Зелёный и белый
Лес наполнился эльфами в зелёных одеждах. Я никого не узнаю, хотя, возможно, видела их раньше. Наверное, они спустились из своих домов или прошли через эти склизкие туннели и подвесные мосты. Солнце достигло зенита, оно проникает сквозь ветви деревьев, которые теперь не скрывают хижины, гамаки, мостики, протянутые от одного навеса к другому. Несмотря на время суток, здесь не слишком жарко. Туника, которую мне одолжила Кина, тёплая, но лёгкая. Я чувствую прохладу в воздухе и могу почти поклясться, что эльфы двигаются медленнее. И даже более того. Кина не отходила от меня ни на шаг. Эльфы тоже могут заставить вас почувствовать себя чужим, говорит она мне. Она сжимает мою руку, но остальные держатся на расстоянии. Это не то, чего я хочу или чему рада, хотя я не могу сказать, что изоляция меня сильно беспокоит.
– Не волнуйся. Они боятся твоей человечности, – говорит Кина, не придавая этому большое значение. – Ты активно двигаешься, думаешь слишком громко, твоё сердце слышно издалека.
Я улыбаюсь ей и уже не злюсь на то, что она лезет ко мне в голову.
– Что теперь будет?
В ответ Кина указывает вверх. Я не могу смотреть на солнце, и неприятный зуд в затылке заставляет меня опустить голову.
– Ты в порядке?
– Ничего страшного, у меня немного болит шея.
В центре поляны спиной к спине стоят Лиам, одетый полностью в белое, и целитель в серо-зелёной мантии. Целитель бормочет что-то нараспев. И по моим ощущениям, его слова проскальзывают мне в голову. Он не шевелит губами, и я почти уверена, что он ничего не произносит вслух. Но я категорически не могу понять, каким образом мне удаётся воспринимать то, что он говорит.
Закончив песнопение, целитель встаёт перед Лиамом, поднимает рукав его мантии и протягивает руку ладонью вверх, как бы предлагая эту проклятую метку солнцу. Лиам напуган, хотя и пытается сделать вид, что это не так. Он с ног до головы одет в тунику, похожую на мою, но такого яркого белого цвета, что глазам больно. Целитель предлагает ему деревянную чашу, и когда Лиам выпивает то, что в ней налито, эльф отворачивается от него и направляется к дереву дедушки. Я слышу, как сердцебиение Лиама замедляется почти до полной остановки, и проклинаю келч и целителя, который дал ему этот напиток.
В лесу постепенно темнеет, пока не наступает ночь, и все эльфы умолкают. Никто не двигается. Только слабый луч света освещает хижину бабушки и дедушки. Тишина настолько осязаема, что мне кажется, я могу взять её в руки и мять, пока она не проскользнёт сквозь пальцы. Мне трудно дышать, хотя Кина сжимает мою руку. Она шепчет мне, что всё будет хорошо, что с моим братом всё будет в порядке, но даже без слов я слышу беспокойство в её голосе. Луч света, который, казалось, покоился в хижине дедушки, слегка шевелится, ласкает другие деревья, бродит по поляне, вокруг Лиама. Я слышу, как дыхание Кины сбивается.