– Нет, – Густав громко вздыхает. – Я делаю все, что в моих силах, чтобы держаться от них подальше.
– Знаете, что у меня не сходится? – Хенке буравит его своим ледяным взглядом. – Как это возможно, что у такого человека, как вы, известного своими успехами, владеющего одним из самых дорогих домов в городе, разъезжающего на дорогих машинах и живущего лучше, чем девяносто процентов населения, такие долги и столько неоплаченных счетов? Вы можете это объяснить?
Густав вздыхает.
– Это моя жена. Она безнадежна, когда речь идет о счетах, она ни одной квитанции не оплачивает вовремя. Признаюсь, это большая проблема. Я пытался помогать ей, но она куда-то сует счета и забывает, что купила и за что нужно заплатить.
– Значит, инвестиции в бразильскую недвижимость не имеют отношения к этой проблеме? Насколько я понял, вы вложили туда целое состояние. Пришлось одолжить денег у двоюродного брата?
– Что вы несете?
– А как вы думаете? Как так оказалось, что кто-то похитил ваших детей и не требует выкупа? – спрашивает Хенрик и встает. – Или вы не решаетесь что-то нам рассказать? Вам кто-то угрожает?
– Нет, нет, нет.
Хенрик устало вздыхает и смотрит в свои бумаги.
– Вы их спрятали, чтобы защитить?
– Что? От кого?
– Слушайте, – Хенрик бьет ладонью по столу, так что Густав вздрагивает. – На это вопрос можете ответить только вы. Обе ваши дочери исчезли, а вы сидите здесь и ведете себя крайне заносчиво. Соберитесь, черт возьми, и начните помогать следствию. Какие у вас есть проблемы?
– У меня чертова уйма проблем, и я того гляди чокнусь, доказывая вам, что не имею никакого отношения ко всему этому.
– Вы только укрепляете наши подозрения, когда ведете себя таким образом.
– Да как вы смеете говорить, что я похитил собственных детей? Для чего?
– Кого вы боитесь? Мы можем помочь вам.
– Я никого не боюсь.
Стукнув кулаком по столу, Хенрик говорит:
– Перерыв. Допрос окончен.
Он выключает диктофон и открывает дверь.
– До дома доберетесь сами, – говорит он и захлопывает за собой дверь.
«Что это сейчас было?» – думает Густав. Никто не имеет права разговаривать с ним таким образом. Даже Киллер.
Губы болят и кровоточат, хотя их смазали какой-то похожей на вазелин мазью. Каролина осторожно ложится на жесткую больничную койку. Судмедэксперт осмотрел каждый участок ее тела, чтобы задокументировать травмы и собрать улики. Каролине стыдно. Она не хочет даже думать о том, что нашел врач и какое мнение у него сложилось о ней, когда он обнаружил все ее шрамы.
– Сочувствую, что вам пришлось через все это пройти.
Лея очень красивая, яркая. Ресницы от природы черные как уголь и густые, кожа того же оливкового оттенка, что у Густава. Каролина кажется себе рядом с ней прозрачным призраком.
– Почему я ничего не помню?
Каролина закрывает глаза, сдерживая слезы.
Она хочет рассказать о преследовавшем ее мужчине, но не решается. Что она скажет? По мнению Густава, у нее паранойя. Она совсем не хочет, чтобы полиция сочла ее сумасшедшей. Хотя это, возможно, и так. В последнее время она придумывала события, которых не происходило на самом деле, теряла лекарство, ключи, телефон. Не могла сосредоточиться и сомневалась, в здравом ли она уме. Но зачем Густав рассказал об этом полиции?
– Единственное, что приходит в голову… – говорит Каролина, но тут же обрывает себя.
– Вы должны рассказать нам абсолютно все.
– Моя свекровь и я… Простите, это звучит так банально, но мы правда никогда не ладили, и она бы, наверное, предпочла, чтобы меня не существовало и она могла бы командовать своим сыном. Она способна на что угодно. Летом она пыталась отравить Астрид, чтобы сделать мне больно.
Лея выглядит безразличной. Она знает что-то, о чем не рассказывает? Каролина начинает раскаиваться в сказанном. А вдруг Густав узнает, что она плохо говорила о его матери? Каролина вздрагивает.
– Когда вы в последний раз видели свою свекровь?
– Она часто приходит к нам. У нее есть свой ключ. Приходит и уходит, когда захочет, убирает, переставляет вещи, превращает мой дом в свой и постоянно критикует все, что я делаю.
– Что она говорит?
– Что я никчемная, плохая жена и мать.
Каролина подносит руку к щеке.
– В начале лета она ударила меня по лицу, и, честно говоря, я давно ожидала, что она выйдет из себя. Вы уверены, что это не она забрала девочек?
– Хасиба не выходила из своей квартиры между семью часами вечера в среду и половиной девятого утра в четверг. Это подтверждается записями камер наблюдения в подъезде.
«Разве это остановит эту ведьму?» – думает Каролина.
– Я хочу видеть сына.
– Как только медики закончат вскрытие.
Воспоминание о его крошечном тельце такое сильное. Как будто он часть ее самой. Как будто его сердце все еще бьется внутри нее.
– Почему вы стерли всю информацию в ватсапе вечером перед тем, как вас похитили?
– А я стерла?
Лея кивает.
– Я не помню… Простите.
– Ничего страшного, – Лея с выражением разочарования на лице смотрит в свой блокнот и убирает волосы за ухо. – Какие у вас отношения с Густавом? – мягко интересуется она.
– У нас все хорошо. Мы счастливы. Вы об этом спрашиваете?
– Вы ему изменяли?