Мёртвая душа

Лей встал и подошёл к кровати соседа. Искрутился, да так, что пижама обтягивает тщедушное тело со всех углов, лицо полно страданий — изогнутые брови, губы дрожат, нос сморщен. Одеяло валяется, а дело близится к зиме — такими темпами точно простудится.

Лей вздохнул и укрыл соседа, коснулся его влажного ледяного лба.

— И что тебе снится?.. — пробормотал Лей, рассматривая юношу. От Робао исходила аура таинственности, секрета, что крылся в глубине его огромных глаз, в уголках короткой улыбки и в слишком плавных движениях. Лей, вероятно, был близок к разгадке этой тайны, но что-то держало его, не давая убедиться наверняка. Правда бы точно всё изменила, пусть лучше кроется на задворках сознания, выходя наружу абсурдными теориями.

Например, теориями о наклонностях Робао, которые полукровка сам нередко подтверждал неосторожно брошенными фразами.

Робао не интересуют женщины. Фраза по истине подозрительная, если её озвучивает мужчина. Впрочем, Лей догадывался о чём-то таком, как наверняка догадывались и остальные жители трёх центральных комнат. Они догадывались и о том, что Робао с наследным принцем Бея связывает что-то больше, чем отношения слуги и господина.

Что ж, они были не вправе судить предпочтения полукровки и старались не придавать его странностям особого значения. Робао отличный парень — этого им достаточно.

Но что, если есть что-то глубже, и Лей ищет совсем не там? Что, если ответ кроется в гладкой коже, худых руках и тонкой длинной шее?

Каждый имеет право на тайны, и Лей старался не думать о тайнах соседа. Нет, это не его дело.

Он тяжело вздохнул и вернулся в постель. Он сам плохо спит, ему снится ужасный сон, всегда один и тот же, а потому Лей помнит каждую деталь.

Мама винит его. Она показывает на него пальцем и кричит:

— Неблагодарное отродье!

А он молча слушает. Он виноват. Он не пришёл. Побоялся гнева отца и не покинул школу, хотя мог — мог! — сбежать! И тогда бы он смог поговорить с мамой перед её смертью. Ей бы не пришлось покидать этот мир в полнейшем одиночестве.

Лей перевернулся на другой бок и снова посмотрел на Робао, чей тонкий профиль подчёркивался светом уличного фонаря. Это зрелище смутило Лея, словно что-то табуированное, запрещённое для чужих глаз.

Повернулся на другой бок, но спиной продолжал чувствовать присутствие соседа. М-да, и это Робао винит Лея в ненормальности? В том, что Лей причина его душевных болезней?

Очевидно, это Робао виноват в том, что Лей чувствует себя душевнобольным.

Лей перевернулся на спину и уставился в потолок. Память подкинула ему один разговор — подслушанный, а от того ещё более интересный.

Врач Хуан увёл Сюин в подсобку бара, не подозревая, что один из курсантов не мог уснуть, а потому сбежал и теперь дремал на ящиках с алкоголем. В Чжидиане воздух был гораздо легче, чем в академии, и снов никогда не снилось.

— Ты хорошо знакома с курсантом Робао? Он был одним из тех драчунов, что разгромили бар.

— Это не они разгромили…

— Сейчас не об этом. Так знакома?

— Ну, наверное…

— Ты не замечала за ним никаких странностей?

— О чём ты?

— М-м… Ладно, ни о чём, не забивай себе голову. Но если вдруг что — расскажи мне, это останется между нами.

— Хорошо? — голос Сюин звучал неуверенно. Через некоторое время Лей остался в подсобке один. О сне не могло быть и речи, он, как и сейчас, просто лежал, рассматривая потолок.

О каких странностях мог говорить врач? Он так часто осматривает неуклюжего Робао, что, вероятно, знает о нём не меньше, чем Лей. Например, о том, что для раба беец слишком неумел в бытовых вопросах, что его кости слишком тонкие для человека, занимающегося физическим трудом. Что его руки нежные, без единой шишки, только мозоль на пальце правой руки, как бывает у тех, кто много пишет.

А его речь? Робао использует старые слова, обороты, которые можно услышать лишь в дворцовых коридорах. Кто как ни Лей сможет наверняка узнать диалект высшей аристократии? Диалект, который в ходу лишь у старых министров и бывшей династии, и которым, почему-то, пользуется вольный раб Робао.

Разве это логично?

Нет, Робао кто угодно, но только не раб. Осанка, подача себя, взгляды, полные недовольства, периодическая капризность и брезгливость — Лей бы скорее поверил, что Робао — заколдованная принцесса, чем раб.

Лей снова посмотрел на соседа, скользнул взглядом по изгибу слегка курносого носа, упал во впадинку над губой и резко отвернулся.

Слишком много думать вредно.

Вскочив с кровати, он достал из кителя сигареты и вышел из комнаты. Закурил. Обернулся на дверь и отошёл подальше — Робао ненавидит запах табака, точно будет ныть всё утро, что «уродский сосед» накурил комнату. Ещё и проветриться придётся.

Точно не раб, рабы не умею так верёвки вить.

В седьмой комнате горел свет, и Лей решился постучаться.

И Ян, и Джианджи не спали. Они корпели над какими-то бумагами и посмотрели на вошедшего Лея в немом удивлении. Они и не подумали прятать бумаги, просто ждали, что скажет их сосед и бывший друг. Или не бывший?