Мёртвая душа

— Что ж… — настаивать на большем оголении никто не собирался. Краем глаза отметила, что и парни не сильно от меня ушли — так же в брюках, только верх сняли до нижних рубашек. — Поднимите руки, сейчас вам наденут платье. Завтра к вам приставят помощников для переодевания, можете не волноваться.

Передо мной поставили зеркало. Я внимательно следила, как девушки, встав на стульчики, надевают на меня свободное полупрозрачное платье, потом что-то вроде широкого нагрудного пояса, следом плотный белый халат на завязках и снова пояс с полукругом на груди. Последнее платье было из струящейся, но тяжёлой ткани цвета фиалок.

— Поднимите руки, — послушалась — длинные свободные рукава оказались тяжёлыми.

Последним штрихом стал пояс, которым меня обмотали несколько раз. Надеюсь, завтра со всем этим я справлюсь самостоятельно. Хорошо, что эти их парады проходят в прохладное время года — в таких одеждах и заживо приготовиться можно.

— Обувь.

Тут я не смогла сдержать облегчённого выдоха. Мягкие туфли на плоской подошве, совсем как те, что я носила в Бее. К этому я привыкла. Хотя и платье традиционно донгское, знакомое, но мне никогда не приходилось наряжаться во что-то подобное самостоятельно.

Что ж, всё бывает в первый раз.

— Платья не предполагают под собой военную форму, — как бы невзначай заметил костюмер, а я криво улыбнулась.

— Как и воспитание донга не предполагает присутствие наблюдателей во время переодевания аристократа, — холодно заметил Ян.

— Насколько я знаю, мистер не…

— Вы не знаете, — перебил его Лей. — Вы закончили? Если да, попрошу проверить костюмы остальных, у нас не так много времени.

Девушки засуетились, снимая с меня платье, а я готова была заобнимать своих товарищей. Умеют же они скотинами быть, а! Бедный костюмер даже просел от их тона. Настоящие высокородные ублюдки!

Я сбежала на кресло в углу и молча наблюдала, но ничего интересного не происходило — без макияжа и причёсок, поверх формы, платья казались чем-то совершенно обыденным. Кстати, розовый достался Джианджи, но цвет не смягчил образ кузена, наоборот — теперь розовый казался мне истинно мужественным оттенком.

Костюмеры ушли, парни поправляли свои одежды — застёгивали манжеты, заправляли рубашки. Лей подошёл ко мне, сунув под нос рукав — он замучился с мелкими пуговичками — и я уже привычно помогла ему. На репетицию шла со странным ощущением абсолютной защищённости. Со мной были люди, готовые горой стоять друг за друга и, к счастью, именно я попала в их компанию.

Глава 16

На параде от нас ничего особенного не требовалось — стоять на колеснице спинами друг к другу и осыпать народ опавшими листьями гинкго. Вроде просто, только репетировали мы ровно столько, сколько по времени будет проходить процессия — а это почти четыре часа! Более того, колесница не простая — в виде распахнувшего крылья журавля, тонкими ногами отталкивающегося от земли. А земля — это плато на шестнадцати колёсах, которое тащит целая упряжь из людей в бело-серых одеяниях, под цвет тех же журавлей — самых многочисленных перелётных птиц Донга.

Конструкция более шаткая, чем ментальное спокойствие Гао, да и страшно представить — четыре часа ехать, огибая весь Верхний и Средний город.

Само восхваление Двуликого начнётся в полдень — актёры станцуют, монахи сожгут ритуальную бумагу с пожеланиями народа. Потом выедем мы, в конце пути сойдём с колесницы у главного храма Вейла для поклона Двуликому.

Ему полагается шесть коленопреклонений, к каждому — по три челобитья. В два раза больше, чем Императору и другим божествам — ведь у Двуликого два лика, и каждое из них требует должного почитания.

Возвращались в академию выжатые покруче, чем после силовых тренировок. О перекусе хотя бы в том же Чжидиане и речи не шло — добраться бы до родных стен раньше отбоя.

На ужин мы, конечно, не успели, но, принимая во внимание наше участие в получении удачи для всего народа Донга, добросердечные повара нас накормили. Хотя, полагаю, не добросердечность тому причина, а наши зверские лица — после четырёхчасового кругового катания по площади у здания Парламента — а нас знатно укачало! — и тысячекратных повторов церемониального поклона мы вполне могли убивать взглядами.

И если после ужина парни легли спать, мне предстояло провести незабываемый час в обществе душевой, краски и зеркала.

Часом всё не ограничилось.

Лей уснул, как только его голова коснулась подушки, я же привычно забаррикадировалась в ванной. Краску разводила по инструкции, заляпав раковину, пол и зеркало. Потом аккуратно наносила — пальцами, потому что на покупку кисточки моей гениальности не хватило.

Пока ждала положенные для впитывания краски полчаса, решила прибрать, но — о ужас! — с белой раковины ляпсусы никак не сходили. Причём после моих попыток они уже не были чёрными — скорее коричневыми, словно кого-то об эту раковину хорошенько так приложили, и кровь успела засохнуть и потемнеть.