Мёртвая душа

— Берегли, — медленно кивнула, почему-то не в силах оторвать от него глаз. Едва затихшее сердце вдруг снова забеспокоилось, а внутри желудка странно защекотало.

Лей резко встал и сунул мне полотенце.

— Иди раковину оттирай.

— Хорошо. Спасибо, — непонятно из-за чего смутившись (хотя, наверное, понятно — сегодня я пережила один из самых больших позоров в своей жизни), буквально сбежала в ванную. Мазь оказалась действительно чудодейственной — раковина быстро отмылась, а на коже не осталось и следов краски, только волоски слегка потемнели.

Стоило пережить весь этот стресс ради результата!

В комнату возвращалась чуть более воодушевлённая. Лей стоял у окна, и я, тихо буркнув «спокойной ночи», с головой залезла под одеяло.

Послышались шаги. Одеяло отогнули, и я с непониманием посмотрела на Лея.

— Я не буду говорить, насколько ты сглупил, — он окатил меня непривычной серьёзностью. — Но ты должен понять… Не наряд определяет в тебе мужчину и не волосы на лице, а то, что у тебя здесь, — от ткнул указательным пальцем в центр моего лба, а я, завороженная, кивнула. — Спи.

— Спокойной ночи, — повторила и зарылась в одеяло.

Сердце грохотало так, что я почти не слышала шагов Лея и щелчка выключателя. Точка посередине лба растекалась теплом по всему лицу и шее. Касание будто пробралось под кожу и черепную коробку, окутав мозг пушистой ватой. В ушах шумела кровь, по рукам пробежались мурашки. Меня словно накрыла лихорадка, но я быстро уснула, ни разу не прокрутив в голове произошедшее.

*****

Лей волновался, и вовсе не парад был тому виной. Нет, причиной душевного раздрая стал его сосед. Как всегда.

Ночью ему снова снился кошмар. Мама смотрит на него, её рот открывается, выговаривая правду. В этот раз Лей не слышал слов, но каждый слог легко читался по губам: «Ты во всём виноват! Неблагодарное отродье!»

Этот сон преследовал Лея уже шесть лет — с тех пор, как мама умерла.

Он был виноват в её смерти. Все были виноваты.

Вторая императорская супруга Тенли всегда была слаба здоровьем, даже родила она не сразу, уступив младшим супругам. Её корили в бездетности и бракованности, в смертоносности её утробы — трижды дети рождались мёртвыми.

Лишь Лей смог появиться на свет — живым и здоровым. Он стал дождём в период засухи: дворец ликовал, даже горные монахи спустились к народу, чтобы дать третьему принцу имя — Лей, гром.

Тенли вложила в единственного ребёнка все свои силы, здоровье её стало ещё хуже, зато Лей рос красивым и умным, каждый во дворце знал, что третий принц займёт высокую должность. Его любили и баловали, осыпали похвалой и заискивали перед ним — ребёнком Императора и дочери самого богатого чиновника Донга.

И всё же никто не мог заменить ему равнодушного отца и обессиленную мать. Мальчик рос, видя, как Тенли день за днём смиренно ждёт внимания супруга, и как тот к ней безразличен.

Уже в десять лет Лей поступил в императорскую школу и жил при ней, лишь изредка покидая её стены. Ему не было скучно — рядом всегда были друзья и знания, которые он мог впитывать ежедневно.

И всё же его тянуло к матери, он чувствовал вину за то, что не может быть рядом с ней.

В последнюю их встречу Тенли выглядела прекрасно — её глаза светились, а щёки розовели, она даже вышла с Леем на прогулку, и это был один из самых счастливых дней в его жизни.

Счастье с привкусом горечи. Лей видел, что бледные щёки припудрены румянами, чувствовал, что свет глазам придаёт лихорадка, но смиренно делал вид, что ничего не понимает — мама хотела, чтобы он ничего не понимал.

Все следующие дни в школе он не находил себе покоя. Ему снились кошмары — неясные и липкие, его пробивала неожиданная дрожь и странно заходилось сердце.

Ему было неспокойно.

Он не мог покинуть школу, как и любой другой ученик. И всё же он решился написать отцу, переступив через себя, с просьбой о выходном — Лей должен был — нет, обязан был — встретиться с матерью.

Ему не позволили. Отец ответил ему строками из трактата «О честном правлении»: «Император диктует законы империи, как боги диктуют законы природы. День наступает днём, а ночь — ночью, даже боги не нарушают законов. Первый, кто должен следовать правилам — это тот, кто эти правила создаёт. Нет поблажек чину, нет поблажек званию, каждый равен с каждым, выше только Вейла — мудрейший и справедливейший из учителей».

Ночью того же дня Тенли умерла.

Вернувшись в поместье матери, Лей узнал, что она умирала в одиночестве — никто не навестил её в последние минуты жизни. Рядом были лишь слуги и стража, охраняющая её покой.

Трусость, смиренность перед тем, кто этого не заслуживает — Лей винил себя. Он мог сбежать, он мог прийти к матери, но счёл отцовское слово важнее.

Он никогда не простит отца — ведь Император не пришёл к своей супруге в её последние минуты. Он не простит себя — ведь он поставил чужое мнение выше любви и уважения к матери.

Он побоялся разочаровать отца, которому на него плевать, он струсил, и не попрощался с единственным родным человеком, с той, что обменяла своё здоровье на возможность дать Лею жизнь.