Мертвы, пока светло

– Моя дочка в положении! Я стану бабушкой, – поделилась она, и по тону я поняла, что Чарлси счастлива. Я обняла ее, как она и ждала, Сэм – потрепал по плечу. Мы оба были рады ее видеть.

– Когда должен родиться ребенок? – спросила я, и Чарлси бросилась подробно все рассказывать. Мне не пришлось ничего говорить еще минут пять. Затем появилась Арлин, неумело замазавшая засосы тональным кремом, и Чарлси начала сначала. Мы с Сэмом посмотрели друг на друга и через секунду одновременно отвели взгляд.

Вскоре нам пришлось взяться за работу – в обед на бар налетала толпа посетителей, – и инцидент был исчерпан.

Обеденная клиентура по большей части не стремилась напиться. Кто-то заказывал пиво, кто-то – бокал вина. Многие ограничивались водой или чаем со льдом. В основном это были люди, случайно оказавшиеся возле бара во время своего перерыва, завсегдатаи, которые приходили по привычке, и окрестные алкоголики, для которых обеденное пиво было третьим или четвертым за день. Я начала принимать заказы и вспомнила просьбу брата.

Я слушала весь день, и это было изнурительно. Никогда раньше мне не приходилось слушать так долго, оставаясь без привычной защиты. Может быть, это было не так больно, как раньше; может, мне нравилось то, что я слышала. Шериф Бад Диаборн сидел вместе с мэром Стерлингом Норрисом, другом моей бабушки. Мистер Норрис потрепал меня по плечу – для этого ему пришлось встать, – и я поняла, что вижу его впервые с похорон.

– Как у тебя дела, Сьюки? – спросил он сочувствующим тоном. Сам он выглядел плохо.

– Отлично, мистер Норрис. А у вас?

– Я пожилой человек, Сьюки, – сказал он с неуверенной улыбкой и не дал мне времени возразить. – Я устал думать об этих убийствах. У нас в Бон-Темпсе не случалось убийств с тех пор, как Дэррил Мэйхью застрелил свою Сью, и уж в этом не было ничего загадочного.

– Это было… когда? Шесть лет назад? – спросила я у шерифа, просто чтобы продолжить разговор.

Мистеру Норрису было тяжело смотреть на меня, потому что он думал, что моего брата вот-вот арестуют за убийство Модетт Пайкенс, и мэр понимал, что это сделает Джейсона самым вероятным подозреваемым по делу бабушки. Я опустила голову, чтобы спрятать глаза.

– Наверное. Припоминаю, как мы собирались на танцевальное выступление Джин-Энн… так что дело было… да, ты права, Сьюки, шесть лет назад. – Шериф одобрительно кивнул мне. – А Джейсон сегодня здесь? – как будто невзначай спросил он. Голос у него был ровный.

– Нет, я его не видела, – ответила я. Шериф сказал, что хочет холодный чай и гамбургер; и он думал о том дне, когда застал свою Джин-Энн в объятиях Джейсона на заднем сиденье его пикапа.

О боже. Он думал, что Джин-Энн повезло не стать одной из жертв. А потом я услышала четкую мысль, заставившую меня задохнуться. Шериф Диаборн подумал: все равно эти девки были просто сбродом. Я понимала контекст; читать шерифа оказалось очень легко. Он думал о том, что убитые едва закончили школу, работали там, где не требовалось особых навыков, и спали с вампирами – глубже падать некуда. Меня подташнивало.

Слова «боль» и «злость» даже близко не описывали мое состояние.

Я на автомате отвернулась от стола. Я разносила напитки и закуски, убирала грязную посуду и работала так же усердно, как обычно, с привычной – отвратительной – улыбкой, растягивающей губы. Я поговорила с двадцатью знакомыми. По большей части их мысли были невинными, как день. Посетители думали о работе, хозяйственных заботах, ожидающих дома, или о мелких задачах, которые требовалось решить, – например, что нужно вызвать мастера по ремонту посудомоечной машины или что перед воскресной встречей с друзьями стоит навести в доме порядок. Арлин радовалась, что у нее начались месячные.

Чарлси плавала в розовом тумане. Она думала о будущем внуке, продолжении своего рода. Она искренне молилась о легкой беременности и удачных родах для своей дочери. Лафайет думал, что работать со мной становится жутковато.

Полицейский Кевин Прайор прикидывал, что его напарница Кения делает в свой выходной. Сам он должен был помочь матери прибраться в сарае с инструментами и был от этого далеко не в восторге. Я услышала много комментариев, как мысленных, так и высказанных вслух, – насчет своих волос, цвета лица и повязки на руке. Многим мужчинам и одной женщине я казалась желанной. Кое-кто из тех, кто участвовал в поджоге принадлежавшего вампирам дома, жалел о своем импульсивном поступке: ведь теперь, зная мою симпатию к вампирам, у них не было шансов. Я запомнила этих людей. Они могли убить моего Билла – и, хотя остальные представители вампирского сообщества мне не нравились, этого я прощать не собиралась.