Мертвые мухи зла

— Нет, — сказал Ильюхин. — Не она.

— Да ведь большевики просто орали вслух, что это она! — закричал свидетель. — Я вон в тех кустах сидел и все видел! И слышал! Я пришел спокойно бутылку опростать, дома не велят…

— Поехали… — Кирста отправился к дрожкам.

…На обратном пути, в купе, он неожиданно рассмеялся:

— А знаешь, Ильюхин, я начинаю тебе не то чтобы верить — я тебе безусловно верю. Я начинаю думать, что ты прав, увы…

Когда вернулся в скорбное свое жилище, увидел на кровати Зою. Она сидела и молча смотрела в потолок. Заметив Ильюхина, сказала сурово:

— Собирайся. Миссия твоя закончена. Мы возвращаемся в Москву. Тебя ждут…

— А пройдем ли? — спросил с сомнением. — Ладно. Зачем я там понадобился?

— Тебе объяснят… — сказала безразличным голосом, и понял Ильюхин, что ничего хорошего в столице его не ждет.

«Может, кокнуть ее и… рвануть когти? Хоть к чертовой матери на рога?» — пронеслось в голове, и вдруг почувствовал, что она читает его мысли.

— Пустое, братишка… — лениво ковырнула спичкой в зубе. Наипустейшее, скажу я тебе. Может, советвласть ничего путного пока и не сделала, но одно она сделала выше всего остального мира: она создала нас, ВЧК… Ну, прокантуешься год-другой-третий, и что? А ничего. Найдут. Об этом помни. Все же сейчас шанс у тебя есть. Поспим? В смысле — с тобой?

— Забудь. — Взял подушку, направился в сени.

— А зря. Другого случая может и не быть, — сказала ему в спину.

Оглянулся.

— Знаешь, Зоя, бабы бывают, которые — да! А ты, которая — нет. Уж извини.

И закрыл дверь.

Спал тяжело, душно, сны одолевали, тяжкие и безысходные. То товарищ Войков, улыбаясь мертвецки, протягивал кусок пирога с яблоками и заливался смехом, то Юровский, стоя в углу своего кабинета в «Американской», мочился на пол и внятно объяснял при этом, что мочеиспускание — в тот момент, когда очень хочется, — наипервейшее дело и обязанность члена РКП(б). Проснулся от стука в окно. Зоя взлетела к потолку с револьвером в руках.

— Живой я им не дамся.

— Да кому ты нужна, — отозвался скучным голосом; всё же поднадоело оно изрядно, это ладно скроенное тело, от таких баб — в главном деле — одно только огорчение…

— Кто? — спросил, приоткрывая форточку.

— Александр Федорович требуют вас незамедлительно к себе! — донеслось с улицы.

Посмотрел на Зою.

— Спите спокойно, дорогой товарищ. Вернусь — обсудим. — И, мгновенно одевшись, закрыл за собою дверь. И вдруг улыбнулся странной мысли: «Александр Федорович совпадает с Керенским, а также… и с императрицей. Замкнутый круг получается…»

Кирста был краток: задержан и помещен в камеру Ивановской тюрьмы начальник караула Медведев. Явился он сам. С раскаянием. Тем интереснее услышать его мнение: живы или нет.

…Увидев Ильюхина, Медведев расцвел улыбкой и, показывая в сторону бывшего сотоварища обеими руками, сказал с издевкой:

— Я, ваше благородие, этого овоща всегда подозревал. Он так и норовил к вам сдуться… что, Ильюхин, сбылось? А ты не дурак… Я вот позднее тебя прозрел и даже в Перми, когда велено было перед ихними войсками мост рвануть — не сделал етого… А почему? Совесть замучила. Я вам, ваше благородие, просто скажу: они все убиты. Убиты, и всё. Я у окна стоял и все видел собственными глазами.

— Но ведь стекло, наверное, было не совсем чистым? — подозрительно осведомился Кирста. — Далее: перед вами еще и прихожая была, так? Потом открытая дверь той самой комнаты?

— Прежде как начать — дверь закрыли, лукавить не стану.

— Их провели мимо вас, когда вы стояли у окна? Или когда вы подошли к окошку в саду — они уже рассаживались на стулья?

— Так точно. Императрица еще капризничала, а товар… А Юровский ее осаживал. Ну… Издаля — они. А так — что хотите, то и считайте. Я правду говорю…

Когда арестованного увели, Кирста задумчиво взглянул на Ильюхина:

— Что скажешь?

— Он правду говорит. Но его показания — в смысле горькой правды полушка цены.

— Здесь ты прав… — Сузил глаза: — Мне докладывают, что у тебя постоянно ночует какая-то баба? Кто она?

— Не беспокойтесь… Я ведь терпел долго. А когда затвердело так, что на крик, — взял первую попавшуюся на вокзале. Пока у меня. Может, я женюсь?

— Тьфу! — не выдержал Кирста, — ты еще и циник, Ильюхин. Ладно, иди, досыпай…

Зоя встретила подозрительно, но, выслушав рассказ, успокоилась, сказала, кривя ртом:

— Я этого Медведева раскусила сразу. И много раз говорила Юровскому: убери его. Но у Якова был свой взгляд… Ладно. Уйдем в ночь. Патрули, конечно, но я изучила — где и как они предпочитают дефилировать…

— Как? — не удержался Ильюхин. — Что за слово такое?

— Ходить, — объяснила. — Когда молодая республика Советов пошлет тебя в университет — там тебе расскажут остальное.

Ушли перед рассветом. В последний раз оглянулся Ильюхин на Татьянин дом, вспомнил равнодушно, как дернулась ее голова после удара, сплюнул под ноги, растер и улыбнулся Зое:

— Отряхаю прах с ног своих, сестра ненаглядная. Пойдем медленно и станем петь псалмы. Ну, хоть этот… — И затянул дурным голосом: — «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, и на седалище губитель не седе. Но в законе Господни воля его…»