Месть. Проклятие дракона

На четвертый день отряд с утра двигался по лесной дороге без остановок по причине отсутствия каких-либо населенных пунктов поблизости. Утомленные лошади скакали все медленнее, и ближе к вечеру Касс отдал приказ солдатам остановиться на поляне у небольшого ручья. Мужчины, спешившись, очень быстро развели костер, выудили из седельных сумок еду, а затем расстелили на земле для Оливии одеяло. Пока уставшие лошади, громко фыркая, жадно пили воду, девушка присела у огня, протянув к спасительному теплу замерзшие руки. Перчаток ее размера в Алахонте не нашлось, и Ли мысленно отвесила себе оплеуху за то, что упрямо не захотела взять хоть какие-нибудь.

Заворожено глядя на пламя, девушка не обратила внимания на шорох приближающихся шагов, поэтому подозрительно нахмурилась, когда обнаружила усевшегося напротив нее ненавистного супруга. Не желая вести с ним беседу, охотница опустила голову, целиком уйдя в созерцание притягательно тлеющих жаром, выгорающих веток.

— Я вернулся за тобой… в тот день, — глядя, как на ее лице отсветы огня рисуют безрассудный танец, хрипло обронил Касс.

— Зачем? — не поднимая глаз поинтересовалась Ли.

— Хотел все исправить, — неотрывно взирая на нее, ответил он.

Оливия зло и громко расхохоталась, а потом, подавшись вперед, прошептала, как безумная:

— Как? Убил бы меня?

— Нет, — посерел герцог. — Я хотел забрать тебя с собой.

— В качестве кого? Своей походной шлюхи? — вскипела Оливия.

— Я собирался жениться на тебе, — холодно и мрачно отчитался Касс.

— И что бы изменилось? По-моему, ничего. Один драный гоблин, жена-шлюха или шлюха-жена.

— Прекрати, — яростно процедил сквозь зубы Ястреб.

— Почему? — тяжело дыша и возбужденно сверкая глазами, поинтересовалась Ли. — Разве я не права? У шлюх ведь не спрашивают согласия. Ты ведь не собирался спрашивать моего согласия? Или ты ждал три года, чтобы меня спросить? Как-то долго ты меня искал и как-то странно спросил.

Едкую толику ее сарказма Касс проигнорировал.

— Я не искал тебя, потому что думал — ты погибла, бросилась в пропасть, — хрипло и сбивчиво начал он. — Все эти годы я винил себя в твоей смерти, — герцог запнулся, с шумом втянув ноздрями воздух, а затем продолжил: — Когда я увидел тебя в храме, подумал, что это какой-то злой розыгрыш, галлюцинация. Но это была ты. И ты жива!

— А ты хотел, чтобы я убила себя? — возмущенно вздрогнула Ли. — То есть я должна была еще и умереть, не простив себя за то, что ты со мной сделал? Велика честь для тебя, Черный Ястреб. Я буду жить! Тебе назло. И пусть я буду гореть в черном огне Эрэба, но вместе со мной там будешь гореть и ты. Каждый день, находясь со мной рядом, ты будешь видеть и чувствовать, как сильно я тебя ненавижу, и умирать от бессилия что-либо изменить.

Ее слова били сильнее и больнее ее кулаков, а самое страшное, что она была права, и Кассу нечего было ей возразить. Молча и пристально он смотрел в ее суровое, бледное лицо, сам не понимая, что пытается в нем найти, а она пронзала его сталью своего взгляда, не давая и малейшей надежды на возможность прощения.

Разделенные пламенем костра, словно необъятной пропастью, они бросали в огонь, как сухие поленья, свои хлещущие через край эмоции. Она — ненависть, боль и обиду, он — бессильную злость, стыд и раскаяние, и огонь пожирал их чувства, обугливая сердца, обдавая смрадной копотью души. Огонь не грел — он ранил, вскрывая, как нарывы, лопающиеся и сочащиеся волдыри ожогов, причиняя нестерпимую боль. Они горели оба в этом холодном пламени непонимания, ненависти и отчуждения, сжигали в нем свои души и судьбы — нещадно, отчаянно, бескомпромиссно.

Глотая пересохшим горлом упругий комок, до боли сдавивший гортань, Касс мучительно-остро ощущал безнадежное отчаяние и пронзительную обреченность, сквозящие в устремленном в огонь взгляде находившейся рядом с ним женщины.

Ему было знакомо это чувство безысходности. Сидя в Чертоге Приговоренных и глядя на колышущуюся марь парализующего силового поля, он тоже думал, что все кончено…

— Мы готовы двигаться дальше, — голос подошедшего к костру капитана разрушил затянувшийся зрительный поединок супругов, и Касс, поднявшись, протянул Оливии флягу с водой.

— Сам пей, — проронила она, отвернувшись.

— Больше остановок не будет, — словно оправдываясь, сообщил он. — Я хочу успеть до наступления сумерек попасть в замок, — наклонившись, Касс поставил рядом с Ли воду и медленно пошел к своей лошади.

— Дохлый гоблин… чтоб тебя… — понуро повесила голову Ли. Тяжело вздохнув, она повертела в руках бортху, а потом, отвинтив крышку, приложилась к горлышку. Никогда в жизни она еще так не уставала от столь короткого перехода. Охотница чувствовала себя обессилевшей, раздавленной и уничтоженной. У нее было такое ощущение, что на плечи свалилось небо, прибив к земле своим гнетом, и она тщетно силится встать, но вместо этого неуклюже дергается, загребая под себя руками и ногами сырую холодную землю.