— Грасси, — подхватив ее на руки, испуганно позвал мастрим. — Ты что здесь делаешь, малышка? Разве так можно?
— Я… я… я, — обессилев от истерики, сипло всхлипывала швея. — Это я… виновата… я во всем виновата.
— Тише, тише, — ласково прошептал Джедд, усевшись на деревянный ящик и устроив девушку у себя на коленях. — Нельзя так много плакать, ты заболеешь.
— Мне ууу-мме-реть хочется, — ткнувшись носом в его плечо, прорыдала Грасси.
— Глупая, у тебя вся жизнь впереди, а ты умирать собралась, — усмехнулся Джедд, погладив рукой распустившиеся косы служанки. — Неужели не хочешь на собственной свадьбе поплясать?
— Да к-к-кому я н-н-нужна так-к-кая… — горько всхлипнула Грасси, вцепившись ладошкой в рубаху мастрима. — Ур-р-родина.
Джедд непонятливо нахмурился и, подняв рукой заплаканное личико девушки за подбородок, внимательно стал его разглядывать. Даже такая — с распухшим носом, красными, воспаленными от слез глазами, запавшими бледными щеками — она выглядела невероятно трогательной, чистой и светлой.
— Тебе кто такую дурость сказал? — сердито поинтересовался охотник. — Ты когда-нибудь видела неграненый алмаз?
Девушка отрицательно качнула головой.
— Да к-к-куда мне? — жалко проронила она и снова заплакала.
— На вид он — обыкновенная стекляшка, — продолжил Джедд. — Но стоит ему попасть в руки талантливого огранщика, и невзрачный камушек превращается в сияющий самоцвет. Глаз не оторвать. Так и человек — иногда, чтобы разглядеть его красоту, нужно заглянуть внутрь и позволить засиять всем его граням.
Грасси перестала плакать, недоуменно подняв на мастрима широко распахнутые глаза.
— А ты и внутри красивая, и снаружи на солнышко похожа — теплое, приветливое, ласковое. Что, не веришь? — усмехнулся Джедд, глядя на её потрясенно-растерянный вид.
— Ты меня ненавидеть должен, — тихо прошептала Грасси, — а вместо этого еще и успокаиваешь?
— Да за что же мне тебя ненавидеть, коли мы с Лэйном от тебя окромя добра и заботы ничего другого не видели? — поразился Джедд.
— Это из-за меня все, — опять горько всхлипнула Грасси. — Я недоглядела. Где он сейчас? Что с ним? Ему, поди, страшно одному в лесу. Он маленький, а там зверье, волки… — и служанка завыла не хуже тех самых волков, о которых вдруг вспомнила.
— Да нет его в лесу, — убедительно и твердо произнес Джедд. — Иначе давно домой бы вернулся. Он из любого леса дорогу по звездам да по деревьям может найти, а уж из этого, в котором он каждую тропку знает — и подавно. Нашла чем Лэйна испугать — зверьем да волками! Это они должны его бояться. Малец всю вашу хваленую стражу вокруг пальца обвел, а тут какие-то волки! Удумал что-то, поганец, — в сердцах выдохнул мастрим. — Вот погоди, вернется — все уши ему оборву.
— Не надо, — испуганно замахала головой Грасси. — Не надо уши… Как же? Разве можно?
— Оборву! — упрямо гаркнул Джедд. — Ишь, самостоятельный какой выискался… И ремня всыплю, — уверенно и твердо добавил охотник.
Его жесткого подбородка осторожно коснулась нежная ладошка, и мастрим удивленно уставился в огромные, полные горьких слез глаза Грасси.
— Пожалуйста, — срывающимся голосом прошептала она. — Не наказывай его, умоляю. Лучше меня накажи. Хочешь — уши оборви, хочешь — ремнем…
Джедд сглотнул подступивший к горлу жесткий комок, а затем порывисто обнял хрупкое, подрагивающее тело служанки, ласково коснувшись губами ее волос.
От девушки пахло вкусно, сладко, как от сдобной булочки. В груди зашевелилось что-то нежное, мягкое, возникло желание крепче прижать к себе юную швею и не отпускать, пока не увидит на ее поцелованном солнцем лице такую же светлую, как и она сама, улыбку.
И Джедд вдруг улыбнулся сам себе — ну надо же, он и не думал, что способен когда-нибудь снова почувствовать что-то подобное. Бережно подхватив Грасси, охотник понес ее прочь из сырого и темного подвала, туда, где были свет, свежий воздух и тепло, и где ярко светило такое похожее на его драгоценную ношу желто-рыжее осеннее солнце.
****
Трясясь в пустом темном сундуке, Лэйн потерял счет времени и выпал из реальности, плохо понимая — день сейчас на улице или ночь. Идея проследить за таинственным оллингом, показавшаяся ему вначале столь привлекательной, теперь казалась откровенно дурацкой.
В кармане куртки чудом завалялся сладкий сухарик, и Лэйн, поделив его на две половинки, смог растянуть удовольствие лишь на короткий незначительный срок, к огромному сожалению даже не насытившись столь скудной пищей. Привыкший к сытой и размеренной жизни в замке Ястреба, теперь мальчик жестоко страдал от терзавших его тщедушное тело голода и жажды.