Артур не был до конца уверен, но у него появилось такое чувство, что он прошёл какое-то важное испытание. Однако это тёплое чувство рассеялось, как только он подумал о Мэллори.
– Хотелось бы мне всё же знать, где она, – заметил он.
– Не очень далеко, – ответила мышь.
Артур пристально поглядел на крохотную зверушку. Можно подумать, она на самом деле знает, где Мэллори. А потом он вспомнил, как стены садового сарая раздвинулись и как они очутились среди дёсенных деревьев, палой листвы и клыков, и вдруг сообразил, что мышь, вполне вероятно, знает, и где Мэллори, и всё прочее, и что, может быть, всё ещё будет хорошо.
А ещё он понял – и не в первый раз, – что мыши наверняка вовсе не нужна его помощь, чтобы открыть дверцу птичьей клетки, эта мышь, стоит ей захотеть, запросто пройдёт прямо через решётку. И решил даже не гадать, почему мышь не делает этого.
Артур обвёл взглядом небольшую площадь. Её окружали престранные белые здания. Они вырастали над розоватыми камнями мостовой и выглядели настолько отполированными, что сверкали на солнце.
– А это за дома? – спросил он.
Мышь небрежно бросила:
– О, это светские здания.
– Светские здания? – не понял Артур.
– Да, они очень вежливые и общительные. Вот это – канцелярия Чаросчётной палаты. Мы попозже пойдём туда, чтобы Чаросчёт организовала выкуп. Вон там – Суд да Дело, где служит Майор Крыса. А там – Кладезь Мудрости, дом премудрой.
– Премудрой?
– Да, – сказала мышь. – Зуб Мудрости, моя начальница.
– А вон там что?
Артур указал. Это четвёртое здание, в отличие от остальных, было пожелтевшим, в пятнах, весьма неприятного вида.
– А, – пробормотала мышь, – это Казубат.
– Казубат?
– Да, – ответила мышь, – туда отправляются все злодеи.
Артур вдруг испугался за Мэллори.
Не может ли она оказаться в этом жуткого вида здании? Но была ли Мэллори злой? Она могла быть ужасно вредной, эгоистичной – и откровенно плохой, честно говоря, но вот злой? Артур не вполне понимал, в чём тут разница.
Он заметил, что мышь смотрит на него так, словно знает, о чём он думает.
– Давай надеяться, что до этого не дойдёт, – сказала мышь.
Артур кивнул. Он надеялся, что до этого не дойдёт.
Он прислонился спиной к ступеньке и прикрыл глаза. Солнце грело, и он был благодарен, что не нужно больше тащить клетку. Он слышал, как Брюс время от времени заходился булькающим хохотком, и мог различить царапанье коготков, когда птица перешагивала по жёрдочке. От мыши не доносилось ни звука, и вокруг везде и всё было тихо. Площадь была пуста, странные белые здания, по-видимому, стояли пустые и безжизненные.
Он снова принялся гадать, что же случилось с Мэллори. Она должна была быть далеко впереди, принимая во внимание то, с какой скоростью она удирала от клыков. Затем он вспомнил тревожное замечание мыши о том, что Мэллори могла свернуть на развилке на неправильную дорожку и попасть к пирожникам. Он надеялся, что этого не произошло. Пирожники, похоже, были совершенно, совершенно ужасные типы.
И в это мгновение он услышал тихие шаркающие шаги. Он открыл глаза. На него упала тень.
Артур поднял глаза.
Перед ним стояла высокая фигура. На ней был костюм-тройка, высокий цилиндр, зауженные брюки, вместо галстука повязана бантом узкая лента. Как и у таможенников, вся одежда на ней была молочно-белая, белыми были и волосы, свисавшие к плечам водопадом тонких прядей. Артур не мог сказать, побелели ли волосы от старости или были такие от природы. На лицо тоже нельзя было ориентироваться – возраст по нему не определялся.
К счастью, скользнув по Артуру быстрым взглядом, фигура утратила к нему всякий интерес, поскольку заметила в поддоне клетки мышь.
Её глаза округлились, когда она её узнала.
– Зубная фея! – воскликнула она. – Чего это ради ты надела птичью клетку? Это новый писк моды?
– О, привет, Чаросчёт, – отозвалась мышь. – Нет, это не мода, это скорее тюрьма. Вскоре всё разъяснится, я полагаю.
– Тайна? – уточнила Чаросчёт. – Ой, славно. Обожаю тайны. А птица?
– Брюс, – ответила мышь. – Брюс – волнистый попугайчик.
Чаросчёт нагнулась и нацелила костлявый белый палец на Брюса.
– Привет, Брюс, – произнесла она. – Добро пожаловать в Рталию.
И хотя Брюс с любопытством наклонил голову набок, он не издал ни звука.
– Похоже, ему нечего нам сказать, верно? – сказала она.
– Брюс производит впечатление неговорящей птицы, – объяснила мышь. – Как я и сказала, он волнистый попугайчик.
– Попугайчик? – пробормотала Чаросчёт. – И не может говорить? Потрясающе…
Артур хотел было запротестовать, что Брюс может говорить. Почти. Он уже несколько месяцев пытался научить Брюса говорить «Брюс красавчик» и был убеждён, что тот пару раз пробулькал именно это (или нет). Впрочем, раз никто, кроме него, этого бульканья не слышал, Артур решил не оспаривать мышь.
– А это? – поинтересовалась Чаросчёт.
Артур в испуге поднял глаза и увидел, что костлявый палец Чаросчёт теперь указывает на него.
– Это Артур, – представила его мышь.
– А Артур может говорить? – уточнила Чаросчёт.
– Думаю, да, – проговорила мышь. – Скажи что-нибудь, Артур.
Артур сглотнул.
– Привет, – нервно произнёс он.