Место, которое зовется домом

Она успела привыкнуть к звучанию его негромкого голоса по телефону и, накручивая шнур на палец, спокойно слушала его очередной неторопливый рассказ. Виктор был умен, и его вечно заботило соблюдение норм справедливости и правосудия. Время от времени он продолжал писать Кларе письма, и именно в этих письмах наиболее ярко проявлялась страстная сторона его души – так с наступлением ночи сонное ленивое существо превращается порой в нечто совершенно противоположное.

Ей пришлось спросить, как найти «кабинет профессора Брейтуэйта», и реакция студентов очень ее порадовала.

– Конечно, я его знаю! – воскликнул молодой человек в берете, делавшем его похожим на художника. – Это же мой любимый препод!

Клара все время уговаривала себя, что не стоит волноваться из-за того, что подумают о ней эти дети на велосипедах, когда узнают, к какой местной знаменитости она сюда явилась. Клара вспомнила, как они с Виктором целовались в саду возле художественной галереи. Это было более чем просто мило. Однако ее все-таки тревожил вопрос: куда же ведут их отношения? Нет, она все-таки должна была очень многое для себя прояснить.

Оказалось, что у Виктора впереди еще одна лекция, и Клара была разочарована.

– А я думала, что вы уже освободились…

Но вскоре она поняла, что это было сделано не без тайного умысла: Виктору хотелось, чтобы она послушала его лекцию. Он надеялся, что ей это будет интересно. И Клара – далеко не впервые – подумала: «А ведь он считает меня умнее, чем я есть на самом деле».

Темой его сегодняшней лекции были последние дни русского царя, и называлась она «Мог ли Николай предотвратить революцию?».

– Я не знаю… – задумалась Клара, и, как ни удивительно, Виктор рассмеялся и сказал:

– А вам и не нужно это знать! В данном случае просто следует принять то или иное решение и аргументировать свой выбор.

Лекционная аудитория оказалась – в представлении Клары – похожа на трибуны зрителей вокруг футбольного поля. Это была этакая мужская зона. Но куда же делись женщины? Во время войны – а характер Клары как раз и формировался в те годы – женщины были повсюду и выполняли любую работу. А в этой университетской аудитории создавалось ощущение, словно женщин куда-то рассовали, как прячут в дальний ящик ненужные фигурки от часов с кукушкой.

Клара попыталась сосредоточиться на истории о царе. Фотографии членов его семьи Виктор расставил на выступе вдоль стены. Революционеры не проявили по отношению к царскому семейству ни малейшего милосердия, а затем все пошло как-то неправильно. А может, все пошло неправильно еще до этого? – подумала Клара, но Виктор твердил, что как раз после расстрела и были разрушены и превратились в ничто все революционные идеалы и мечты. И каждый раз, когда он с таким пылом рассуждал об этом, даже если речь шла о понятиях «коммунизм» или «революция», Кларе казалось, что он говорит о себе, описывает сложную траекторию собственной жизни – и сердце ее раскрывалось ему навстречу. Но разве не то же самое случилось и с ней? Нет, пожалуй. Она считала, что, по крайней мере, кое-какие чудесные вещи можно отыскать даже в руинах прошлого; она вспоминала морские раковины Пег и последний «данди»[20], испеченный Морин, и не могла сдержать улыбку.

Во время короткого перерыва Клара пошла искать уборную, но, хотя туалеты для мужчин встречались буквально на каждом шагу, до дамской комнаты ей пришлось брести чуть ли не несколько миль – такое ощущение, словно женщин с их потребностями здесь вообще никто и никак не учитывал. К тому времени, как она вернулась, Виктор уже начал новую тему – на сей раз речь шла о Троцком, а может, о Толстом, она не была уверена и на всякий случай решила подождать снаружи.

Когда наконец они снова оказались у него в кабинете, Клара сказала, что ей было очень интересно, и Виктор спросил: «Но вы хоть что-нибудь усвоили?» – и она воскликнула: «Да, конечно!» – но внутренне съежилась при одной лишь мысли о том, что он вздумает ее проверить. Но он лишь признался, что это самая любимая его тема, и она сказала, что это было заметно.

Клара вдруг даже пожалела, что они говорят не по телефону. Или не переписываются. Поскольку при общении в реальной жизни в его поведении, да и в ее тоже, чувствовалась некая неловкость. И трудно было бы, пожалуй, сразу объяснить, в чем тут причина. Возможно, в том, что подобное общение было внове для них обоих.

Клара сказала, что его студенты заставили ее почувствовать себя ужасно старой, и он со смехом признался, что и его они тоже постоянно заставляют чувствовать себя стариком. Потом, став вдруг серьезным, сказал:

– Но, Клара, вы же такая молодая! Вы еще вполне можете выйти замуж, родить детей… Если, конечно, вы мечтаете именно об этом.

И он вдруг покраснел.